Техника - молодёжи 1949-09, страница 8

Техника - молодёжи 1949-09, страница 8

ный швами от большого желудка, не попадает пища; это позволило Павлову через выведенные наружу отверстия малого желудочка получить чистый желудочный сок.

Самой существенной деталью этой замечательной операции является сохранение нервных связей малого желудочка, чего не могли добиться до Павлова видные ученые мира, чего не сумел осуществить, в частности, работающий в этом направлении крупный немецкий физиолог Гейденгайн.

Павловский оперативно-хирургический метод впервые в истории физиологии открыл для ученых возможность изучения физиологических процессов на целых и здоровых животных, а не на изолированных кусочках (органах) организмов в условиях «острого опыта», когда организм как целое фактически разрушен.

В опытах Павлова по физиологии пищеварения была еще одна существенная черта новаторства. Чтобы выяснить закономерности деятельности того или иного органа, физиолог должен вызвать возбуждение этой деятельности. В работе Павлова стояла задача возбуждения работ пищеварительных желез. Павлов нашел здесь новый путь. Он давал подопытным животным хлеб, мясо и молоко непосредственно перед опытом. Это был шаг огромного значения, ибо натуральные раздражители пускали в ход все способы возбуждения желез, а не только какую-либо часть этих способов, как, например, при отдельном раздражении нерва той или иной железы или введении в кровь особых химических веществ, возбуждающих железы. Количество сока, получающегося при искусственных раздражениях, ничтожно мало по сравнению с количеством сока, получающегося при возбуждении павловскими натуральными раздражителями. Да и переваривающие свойства сока в обоих случаях качественно отличаются "друг от друга.

Павлов был неподражаемым хирургом. Нигде так высоко не поднято благодаря ему хирургическое мастерство для решения физиологических проблем, как в нашей стране.

Предварительная подготовка животных к операции, обязательное соблюдение условий наркоза и обезболивания, максимальная степень асептики операции и, наконец, заботливый уход за оперированными животными — вот правила хирургической деятельности Павлова и его учеников, открывшие новые пути для физиологии и экспериментальной медицины.

Эту сторону деятельности высоко оценивали лучшие люди науки; Сеченов признавал Павлова лучшим экспериментатором эпохи, но реакционеры, всегда и всячески мешавшие движению науки вперед, и здесь подняли голову. Под прикрытием ханжеского общества покровительства животным различные мракобесы выступили против вивисекционной и хирургической деятельности русских физиологов и их главы Павлова; они пытались представить Павлова и его последователей чуть ли не «живодерами» и требовали подчинить контролю их опыты над животными.

Специальная комиссия авторитетных ученых сумела дать мотивированный отпор гнусной клевете невежественных мракобесов, а Павлов как член названной комиссии приписал от себя к заключению следующее: «Когда я приступаю к опыту * связанному в конце с гибелью животного, я испытываю тяжелое чувство сожаления, что прерываю ликующую жизнь, что являюсь палачом живого существа. Когда я режу, разрушаю живое животное, я слышу в себе едкий упрек, что грубой, невежественной рукой ломаю невыразимо художественный механизм. Но это переношу в интересах истины, для пользы людям. Л меня, мою вивисекционную деятельность, предлагают поставить под чей-то постоянный контроль. Вместе с тем истребление и, конечно, мучение животных только ради удовольствия и удовлетворения множества пустых прихотей остаются без должного внимания. Тогда в негодовании и с глубоким убеждением я говорю себе и позволю сказать другим: «нет, это не высокое и благородное чувство жалости к страданиям всего живого и чувствующего, это одно из плохо замаскированных проявлений вечной вражды и борьбы невежества против науки, тьмы против света».

Подобного рода выпады против Павлова постоянно сопровождали его вивисекционную деятельность. Особенно отличался антививисекционический комитет в Лондоне, который в каждый приезд Павлова в Англию пытался оклеветать великого физиолога-гуманиста. Об этом Павлов и говорил на открытии памятника собаке в 1935 году во дворе Института экспериментальной медицины в Ленинграде. На одном из четырех барельефов этого памятника выбиты следующие слова Павлова: «Пусть собака, помощник и друг человека с доисторических времен, приносится в жертву науке» но наше достоинство обязывает нас, чтобы это происходило непременно и всегда без ненужного мучительства».

Наступило время, когда упорный труд Павлова по перевооружению методов физиологического исследования пищеварительного процесса принес свои драгоценные плоды.

На оправившихся от операций здоровых животных Павлов с учениками принялся за систематические опыты, которые должны были выявить характер работы тех или иных пищеварительных желез во времени при даче тех или иных пищевых раздражителей.

Остановимся на опытах с «изолированным» желудочком.

6

Уже в первых опытах обнаружилось поразительное явление: характер отделения желудочного сока на определенный пищевой раздражитель до деталей точно совпадал от опыта к опыту. Когда были начерчены кривые отделения желудочного сока на хлеб, мясо и молоко, они оказались, во-первых, качественно отличными для каждого вида пищевого раздражителя, и, во-вторых, кривые на данный пищевой раздражитель в разных опытах представляют собой почти точную копию. Так получились впервые классические павловские кривые отделения пищеварительных соков, которые к сегодняшнему дню повторены и подтверждены миллионы раз во всех лабораториях мира.

Воспитанный на лучших традициях отечественной физиологии, ученик таких преданных интересам народа ученых, как Сеченов и Боткин, И. П. Павлов ясно видел, что жизненность физиологии в ее связи с практикой, с. медициной. Он утверждал поэтому, что, вникнув глубоко в понимание того или иного физиологического исследования, нужно поставить основную задачу: «повернуть к норхме» нарушенный болезнью ход этого процесса. «Только это и есть последняя проба полноты вашего физиологического знания и размеров вашей власти над предметом...» «Только тот может сказать, что он изучил; жизнь, кто сумел пернуть нарушенный ход ее к норме,— пламенно утверждал Павлов более полувека назад. — Наука отличается абсолютным предсказанием и властностью».

Эта целеустремленность Павлова к познанию физиологических явлений в целях «власти над предметом» и «абсолютного предсказания» хода процессов и управления ими в благородных целях медицинской практики роднит павловское научное наследство с основными чертами мичуринской материалистической биологии — науки действительного познания, управления и переделки органической природы.

ТВОРЕЦ УЧЕНИЯ ОБ УСЛОВНЫХ РЕФЛЕКСАХ

Великий учитель Павлова И. М. Сеченов еще в 1861 году выдвинул огромного значения положение о том, что «организм без внешней среды, поддерживающей его существование, невозможен, поэтому в научное определение организма должна входить и среда, влияющая на него». Исходя из этого положения, перекликающегося с основным положением мичуринской материалистической биологии, Сеченов создал материалистическое учение о деятельности мозга. Сущность учения заключалась в признании мозга как материального носителя психических процессов и в утверждении ведущего значения условий существования животных организмов в возникновении различного рода проявлений этой деятельности.

Именно эта сторона взглядов Сеченова получила свое развитие и исключительно яркое опытное подтверждение в учении Павлова об условных рефлексах.

До Сеченова и Павлова было известно понятие рефлекса как реакций, осуществляемых при помощи нервной системы, при непосредственном раздражении тех или иных чувствующих элементов. Но только Сеченову и Павлову удалось впервые показать, что рефлексы имеют приспособительный характер, что они формируются И усложняются в течение индивидуальной жизни вследствие взаимоотношений со все новыми и новыми условиями среды, что они могут образоваться не , только при непосредственном контакте раздражителей с органами чувств, но и при раздражении «на расстоянии» и что, наконец, лишь при определенных условиях могут возникать особого типа рефлексы, названные Павловым «условными рефлексами». Этими открытиями Сеченова и Павлова был сделан качественный скачок в учении о рефлексах.

Занимаясь вопросами физиологии пищеварения, Павлов имел возможность наблюдать чрезвычайно сложное поведение подопытных животных при даче им пнищ. Он видел, что отделение пищеварительных соков происходит не только при схватывании и поедании пищи. Вид, запах пищи, а также многие детали обстановки, в которой происходит кормление животного, как это наблюдал ученый, при известных условиях также могут вызвать отделение пищеварительных соков (в частности, слюны), а также и двигательную реакцию. Подобное поведение животного прежде склонны были объяснять, как какие-то таинственные «душевные процессы», которые якобы надо приписать внутреннему миру животного и которые невозможно изучать методами физиологического эксперимента, И. П. Павлов со своими учениками сумел доказать, что все эти реакции животного на вид и запах пищи и весь тот сложный круг явлений пищевых реакций, которые склонны были приписывать «душевной деятельности», являются реакциями физиологического порядка. Работая именно в этом направлении, Павлов сделал свое гениальное открытие условных рефлексов.

В результате более чем 30-летнеЙ работы И. П. Павлов и его ученики отчетливо показали, что помимо врожденных рефлексов, имеющих своим основанием анатомические связи центральной нервной системы и ее проводников с периферическими органами (мышцами, железами), существуют еще добавочные рефлексы. Эти рефлексы могут возникать у живот