Техника - молодёжи 1967-12, страница 29

ft

Платье из металла (Франция) и платье под металл (С С С Р).

ной свободой передачи изображения и звука. На темном экране появилась точка. Она стремительно растет, и вот уже прямо на вас мчится железнодорожный состав, груженный пахучими стволами деревьев. Красные, оранжевые, желтые и лиловые осенние листья колеблются от ветра проносящегося электровоза. Мгновение — и весь экран раздроблен на сотни кусков — это детали картины тронутого осенью канадского леса — детали, словно вырванные из бескрайнего полотна. Звучащий, пронизанный тонкими прожилками жизни, так похожей на реальную.

— Такой установки, как наша, больше не существует нигде на свете, — поясняет нам молодой парень — тоже студент, дежурящий в зале. — Здесь использованы не только оптические эффекты полиэкрана, но осуществлена автоматическая взаимосвязь между всеми возможностями воздействовать на чувства человека.

Да, сегодняшнее искусство бесконечно далеко ушло от тех наивных мельканий первых кинокадров, которые показывались когда-то на ярмарках в качестве необычного в то время аттракциона. Мне приходилось видеть новые установки, осуществлявшие блестящий обман зрителя, не только воздействуя на его зрение и слух, — залы, источавшие запахи, менявшие свою температуру и даже, как мы уже видели, заставлявшие зрителя выполнять сложные движения в кресле космонавта.

Симфонией цвета была на выставке установка, названная калейдоскопом. Очень простая, она создавала исключительные эффекты, погружавшие зрителя в необыкновенный мир звука и цвета. Справа и слева от экрана располагаются гигантские зеркала, дающие полное отражение не только экрана, но и противоположного зеркала. Изображение на экране как бы дробится на мириады отражений, уходящих в бесконечность в обе стороны. Но если около экрана не два, а четыре гулливеровских зеркала не только по краям, но сверху и снизу, в этом случае кинопроекция экрана бесконечно умножается во многих плоскостях. Вот мир, со-

® •

Х>х I £

® 5 се 2

® Jr. S&

5?

с^п м

о*

Jfc ^п О а

стоящий целиком из желтых, как солнце, подсолнухов. Они заполнили весь объем, доступный вашему взгляду. Куда там!.. Вот он уже сменился на мир улыбающихся красавиц, волн, с грохотом разбивающихся во всей, уже ставшей необозримой вселенной. Да, калейдоскоп XX века может потрясти любое самое утонченное воображение.

Мы уже рассказывали о поразительном успехе кино в павильоне «Лабиринт». Здесь изображение словно перебрасывается с вертикального экрана необыкновенных размеров на экран, лежащий где-то там, внизу, у ваших ног. Смелая игра кинокадров, синхронно действующих в двух плоскостях, словно создает иллюзию стереоскопичности, и зрители, потрясенные и взволнованные, стоят на балконах, потому что им негде сидеть: партер забит изображениями.

Павильон канадского телеграфа показал крупнейшую циркораму. Вы стоите в центре. Вокруг вас нет стен, нет ограничений. Кольцо невероятных размеров — это экран, на который работают взаимосвязанные киноустановки. Куда бы ни посмотрели вы, на чем бы ни попытался задержаться ваш взгляд, это дышащие жизнью изображения далей, лесов, просторов, городов. Уже некуда деваться¹ от необыкновенного ощущения того, что искусство кино вышло на новые пути, пытаясь решать свои задачи не на ограниченной поверхности привычного экрана, а в пространстве, окутывающем человека со всех сторон. Изображение, цвет в сочетании со звуком в новых условиях, когда нет связанности с экраном, создают ту свободу восприятия, которая открывает перед зрителем более острые и, пожалуй, более гармонические ощущения, чем сцена, экран и тому подобное.

В ряде случаев, как мне кажется, необходимо чувство меры прежде всего. Ассоциативное мироощущение, присущее человеку, сработает только тогда, когда в основу действа нового характера будет заложено реалистическое начало. Тогда будет всегда ощущаться и просматриваться мостик между подлинной жизнью и внутренним миром человека — миром, который, несмотря на всю индивидуальность, сложность и субъективность своего носителя, все же остается пусть даже трансформированным, но отражением большой и всепобеждающей жизни, в потоке которой существует человек — носитель этой жизни.

Аттракцион остается игрушкой, высокоорганизованным капризом художника, если он не несет в себе духовных или идейных начал. Но обогащенный большими задачами, которые ставит художник перед искусством нового типа, казалось бы, тот же аттракцион неожиданно выводит нас на порог искусства завтрашнего дня. Об этом стоит задуматься, глядя не только на мелькающие экраны нового кино, не только на архитектурные кунстштюки соревнующихся архитекторов, но и на то, что мы называем большим искусством— носит оно конкретное или. прикладное назначение.

О чем расскажет модернистская скульптура, сложенная из частей автомобиля, разрезанного автогеном? Груда никелированных деталей, вспыхивающие стоп-сигналы и беспомощная баранка руля, венчающая это «произведение искусства».

Не с такими ли выкрутасами столкнулись мы в области, наиболее доступной любому человеку, — в искусстве одеваться? Во французском павильоне в специальном разделе, посвященном Парижу, очаровательные девушки-гиды в ярко-красных платьях водили нас по святая святых — по выставке сверхсовременных мод. Два полицейских с непроницаемыми лицами круглосуточно стоят возле витрины, в которой выставлено самое дорогое платье на земном шаре — платье, унизанное почти сплошь бриллиантами и жемчугом. Парижские ювелиры решили по-своему потрясти воображение посетителей Экспо. Рядом платье, выполненное целиком из пластинок нержавеющей стали, скрепленных между собою тонкими колечками.

— Чем не кольчужка,—смеется кто-то из посетителей.

Очаровательная девушка-гид в красном платье обижается:

— Ну что вы, это же последний крик моды...

Но разве пояснишь парижанке Аннет Юге, что в таких вот металлических одеждах сражались когда-то русские воины.

Мы приглашаем парижских модельерш на просмотр мод в советском павильоне. И если когда-то мода была областью, в которой мы отставали на многие годы от признанных законодателей, французские девушки с восторгом оценивают нелегкий труд Всесоюзного дома моделей.

— О да, вы действительно похитили у нас секрет, как надо одеваться, — наивная и восторженная, восклицает видавшая виды в модном мире Аннет. — Пришло время и нам поучиться у вас умению использовать национальные мотивы и традиции даже в такой области, как одежда.

Француженка права. Разве это искусство не входит составной частью в лозунг, начертанный у входа в советский павильон: «Все для человека, все во имя человека»?