Техника - молодёжи 1978-03, страница 54
ДЖЕНТЛЬМЕН, ПРИЕХАВШИЙ ИЗ АМЕРИКИ (Научно-фантастический памфлет) СВЯТОСЛАВ минков ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА Рассказ «Джентльмен, приехавший из Америки» принадлежит перу классика болгарской литературы Святослава "Линкова (1902— 1966 гг.). Рассказ Ьы>" впервые опубликован в 1932 од/. Что же заставило писателя-реали-ста обратиться к жанру фантастики? Вспомним, что в ту пору (как, впрочем, и теперь) в Западной Европе усиленно насаждался миф об «американском индустриальном рзе». Отголоски этого мифа докатывались и до Болгарии — в ту пору отсталой сельскохозяйственной страны. Болгарские дельцы были, понятно, не прочь вдохнуть аромзт американских стандартизированных благ. Святослав Минков чутьем большого художника безошибочно обнаружил эту тенденцию и зло ее высмеял. Читатель, несомненно, заметит, как сильно перекликается произведение Минкова с «Записками сумасшедшего» гениального Гоголя. И там и здесь главный герой сходит с ума, описывая при этом свое душевное состояние. Однако между скромным чиновником департамента Поприщи-ным и героем Минкова есть принципиальная разница. Последний, вообразивший себя джентльменом, прибывшим из Америки, неизмеримо опаснее. Он угрожает всей планете, он намерен подмять земную цивилизацию под железную пяту мирового капитала. О том, насколько серьезной оказалась проблема, поставленная Святославом Минковым, свидетельствуют почти полвека, прошедшие со времени написания рассказа. Человечество никогда не забудет «благодеяний», которые принес и все ещз приносит миру империализм. Оно не забудет ни ужасов Хиросимы и Нагасаки, ни трагедии Чили, ни безмерных страданий народа Палестины. Святослав Минков, наблюдавший зарождение фашизма в Г ермании, одним из первых подметил «родство душ» между воинствующим империализмом и фашизмом и ударил в набатный колокол. Мы предлагаем вниманию читателей сокращенный перевод рассказа. Георгий МЕЧКОВ Несколько месяцев тому назад почтальон вручил мне письмецо нз Америки. Вослед за моим именем в сопровождении титула «мистер» значился мой неизменный адрес, а наверху, в опасной близости от края кокчерта, усмехался узкий лнк Авраама Линкольна, обосновавшегося иа синей марке достоинством в пятнадцать центов. Довольно легко представить мое изумление. Письмо из Америки! Да я сроду не имел никаких связей с этой державой. От кого же, думаете, пришло письмо? Ах, какой смысл спрашивать? Как будто читатель может догадаться, что у меня в Америке обитает тетка, которая по странной прихотн судьбы решила дать о себе знать после долгих лет молчания... Впрочем, должен сознаться — я и сам начисто позабыл о ее существовании. Во времена былые, на именинах у сородичей, когда шоколадные конфеты были еще не в моде и гости закапывали одежду вишневым вареньем, об этой симпатичной даме пересудов велось предостаточно. В те времена один из моих дядей, по профессии нотариус, отирая усы платком внушительных размеров и размышляя о природе человеческого счастья, неизменно ставил в пример мою американскую тетку. Она отправилась в Загреб учиться на провизоршу и там познакомилась с одним миллионером из Нью-Джерси. Поначалу то было обычное невинное знакомство: добрый день — добрый день. Однако мало-помалу между ними начали завязываться более близкие отношения. Американец, как живописал мой дядя, попался на крючок, хотя тетка тоже не осталась равнодушной к его чувствам. Премудрость провизорскую она оставила в покое и начала, как говорится, заглядывать ему в рот. Он скажет словечко, а она уже: ха, ха, ха. В конце концов знакомство обернулось женитьбой. Обвенчавшись, они отправились в Америку, где н обрели счастье. Вы, несомненно, видели сушеные сливы, нанизанные на шнурок. Точно так выглядели крохотные черные буквы — они были основательно притиснуты друг к дружке на желтоватой бумаге письма. О тихий отчий дом с просторными затененными комнатами, где по стенам мерцали сонные зеркала и торжествовали картины, живо писующие свирепые сиены охоты, с невинно усмехающимися охотниками в лапах разъяренных медведей. О светлячки, что плавали подобием зелень: i искр в сумраке летних вечеров! О старый сад, где сквозь высокие травы проглядывали на клумбах огненные настурции «Быть я.ожет, ты удивишься, что я к тебе обоащаюсь, однако поверь, тут нет ничего странного. Сейчас ты узнаешь поичину, которая заставила меня вспомнить о тебе и объявиться после столь долгого молчания. Представь себе, миленький, иду я ны.ше утром по длиннющей банковской у\и-це Уолл-стрит и вдруг вижу: стоит на тротуаре златоволосый мальчонка лет пяти-шести и плачет. Подхожу я к нему, спцй шиваю, что случилось. А он смотрят на меня так жалостливо, глазеьки помутнели от слез, и показывает мне в розовой ладошк : сломанного оловянного солдатика. Веришь ли, в этот самый миг предо мною зримо восста \ твой образ, когда ты был дитятей и точно так же стоял однажды и оплакивал сломанного воскового клоуна с бубенчиками на шапк^, того самого клоуна, что я подарила тебе ко дню рождения. Да, то далеко« воспоминание выплыло из бездны времен, дабы озарить сердце мое призрачными лучами тех сказочных лет. Весь день я вспоминала тео.1 с таким невыразимым умиленьем, что вечером мне понадобилось проглотить несколько порций консервированного гималайского воздуха, а заодно и водрузить на сердце хилоди/ьный конус против сильных ощущений. Теперь вот лишу тебе письмо с целью < ообщить, что хоч) сделать тебе скромный подарок. Времена восковых клоунов с бубенчиками на шапке отошли безвозвратно, но зато ты получишь некоего взаправдашнего джентльмена из железа. Целую тебя». * * * Он прибыл именно так, как и должны прибывать машины. Хорошо упакованный в длинном деревянном ящике с неизбежными надписями иа крышке: «Внимание! Не кантовать!» Когда на таможне вскрыли ящик, чиновник отступил назад, и по его лицу скользнула тень легкой тревоги. 52 |
