Техника - молодёжи 1979-04, страница 45

— Надо же, еле дышит, а еще Большой?

— А вот это Малый, хотя он по количеству выбрасываемой воды в сутки самый мощный.

В углублении под скалой — пульсирующий источник Малая печка, в самом деле похожий на открытую печурку, внутри которой бурлит, кипит вода, выплескиваясь по мере накопления через уступчик. Основная часть гейзеров на другой стороне, за холмом, куда мы и начали взбираться. Вдруг за нашей спиной вырвался столб пара, следующий еще сильнее, затем выброс воды и, наконец, огромные, высотой 15—16 м, фонтаны воды.

— А Большой-то гейзер действительно большой, когда «раскачается».

В более широкой части долины десятки •больших и малых гейзеров, среди которых запомнились Жемчужный, Оверьева (в честь основателя Паужетских источников), бьющий с большой силой (до 10 м) Новый фонтан. Рядом грот, изливающийся пульсирующим потоком. У площадки Великанов двойной гейзер, выбивающийся из камня, как из раскрытого рта рыбы. В сплошных парах различаем пещеры, прозванные Дантовым адом, в которые, говорят, безгрешный человек может в одно отверстие войти, в другое целехоньким выйти. Но проверить это пока никто не рискнул.

Был момент, когда одновременно

заработали почти все гейзеры. Поражало огромное богатство природы, особенно тепловой энергии, рожденной подземной термической активностью недр на этом участке и щедро выдаваемой на поверхность.

С первых дней пребывания в ПетропавловскечКамчатском самые разные люди советовали нам побывать в Паратунке.

— Как, вы еще там не были? Ну что же вас туда не отвезут? Это тоже достопримечательность Камчатки!

Но, вернувшись уже в десятом часу вечера из долины Гейзеров, накануне вылета домой, мы окончательно расстались с мыслью о поездке и на рыбную ловлю, и на Паратунку. И вдруг телефонный звонок нашего знакомого камчатского поэта Николая Старикова с предложением провести последний вечер вместе. Он с машиной и через несколько минут будет у нас. Ну как тут не возродиться последней надежде:

— Коль, а может быть, на Паратунку, а?

— Дорогие мои, да ведь сейчас уже десять, а туда не меньше часа езды...

— Ну пожалуйста, а то уж больше никогда в жизни...

Подействовало. Звонит, кого-то

уговаривает. Ну до чего же мы везучие! Блаженствуем в горячем бассейне с минеральной водой, под открытым в ярких звездах небом. Кругом ни души, только тихие всплески воды и медленно падающие трепетные листья. Человечеству хочется песен.

— Коля, почитайте, пожалуйста, свои стихи.

— Нет, нет. Что вы...

От избытка чувств и для вдохновения сама начинаю читать JI. Мартынова, В. Солоухина, В. Федорова. Сбились все в самом теплом углу бассейна. Слушают. Но на Николая это подействовало самым противоположным образом:

— Сейчас мои? После таких стихов? Да что вы...

Начинаю даже сердиться:

"— Но вы же их пишете не для себя... И потом здесь ваши друзья. Мы обидимся...

Помолчал. Потом, с трудом поборов свою застенчивость, тихо, еле слышно, начал.

И мы замерли. От проникновенной искренности глубокой и прекрасной поэзии.

Давно уж не помню такой полной гармонии человека и природы, такого единения души и мысли с окружающим миром. Подумалось о том, что и неожиданная ночная поездка, и стихи не были случайностью. Это было единственно возможное завершение нашего чудесного путешествия по Камчатке.

Стихотворения номера

НИКОЛАЙ СТАРИКОВ, Петропавловск-Камчатский

Мир моему Ъому

Запахло яблоневым цветом В прибитом осенью саду. Наверно, ничего на свете Так, как приход весны, не жду.

И ту весну, в которой пели, В которой, полные добра, Склонялись люди к колыбели, Казалось, мне забыть пора.

Но время таяло на крышах. Деревья падали в саду, И я все явственнее слышу, Что на земле не все в ладу.

Что рядом доброе и злое, Что не всегда друзья — друзья, Что, поднимаясь над Землею, Нам забывать о ней нельзя.

Еще придется опуститься, Еще захочется до слез Напиться прямо из криницы И побродить среди берез.

Еще намаявшись по свету, Душа потребует в тоске И мягких шорохов рассвета, И звучных всплесков на реке.

И с приглушенным, светлым шумом, Высокой святости полна, Еще не раз прорвется в думы Та, незабытая весна.

Весна, в которой люди пели, В которой, полные добра, Они склонялись к колыбели, Хоть шла военная пора.

Так что же время изменило, Чем наша жизнь теперь бедней?.. Мы, видно, что-то позабыли И не становимся добрей.

Наш век гремит — все выше, выше, Вот-вот потрогаем звезду... Но я-то слышу, я-то слышу,

Что на Земле не все в ладу. ♦ ♦ *

В нагроможденье скал и сопок — Слепая ярость, нет любви. Но крепкие канаты тропок Везде проложены людьми.

Они опутывают скалы Надежной хваткою узды, Хотя их в общем-то ковали Всего лишь зыбкие следы.

Так сколько ж вложено упорства, Какой использован металл, Чтоб мы прошли легко и просто По этим вздыбленным местам!

Мелодия

Наверно, не от мелкой ссорки, От горя, черного до дна, Мелодия рванула створки И выбросилась из окна. Мелодия — самоубийца! Какой обида быть должна, Чтоб в ясный вечер вдруг решиться И выброситься из окна. И падать, падать каждым звуком, Как головой, о жесткий мир, С мольбой протягивая руки Туда, в неповторимый миг, Миг жизни, волшебства, звучанья, Когда, по комнате кружась, Она парила над свечами И отражалась в блеске глаз. А в том окне, большом и зыбком, Возникли, сразу дав ответ, Мужская темная улыбка И гневный женский силуэт.

— Все это ты! — она кричала.

— Нет, ты, — твердил он, — видишь, кровь!..—

На тротуаре умирала Их обреченная любовь.

43