Техника - молодёжи 1986-11, страница 50что дальнейшее изыскание на дне Сем-левского озера может возвратить россиянам освященную драгоценность и получением пушечного металла с избытком вознаградить неизбежные при добывании оного издержки. Чтобы получить точное удостоверение, из чего состоит открытая фон Людевичем груда, достаточно устроить вокруг нее перемычку и отлить сифонами воду. Работа сия по представляемой у сего смете может обойтись около 25 тысяч рублей. Если поиск сей будет увенчан желательным успехом, то самое добывание из перемычки с оттаскиванием на ближайшее удобное для перевозки место может (придерживаясь урочного положения) обойтись около 2 р. 80 коп. с пуда». Хотя в рассуждениях Хмельницкого много очевидных неувязок и необоснованных скоропалительных выводов, его донесение в Петербурге произвело очень сильное впечатление, даже сенсацию. Уже 9 января 1836 года в Смоленск прибыл командированный из Петербурга подполковник корпуса инженеров путей сообщения Василий Четвериков 2-й. Он незамедлительно доложил Хмельницкому: «Министр внутренних дел довел до императора сведения о том, что по сделанным изысканиям Смоленской губернии в Семлевском озере строительного отряда путей сообщения прапорщиком Людевичем открылась на дне оного груда металлических вещей, которые, вероятно, были брошены туда французами в 1812 году. Его сиятельство главноуправляющий путей сообщения и публичных зданий предписанием от 3-го сего ноября за М 4 вследствие высочайшего повеления для отыскания и вынутия всех вещей, которые найдены будут в Семлевском озере, изволил командировать меня. Донося о сем вашему превосходительству, имею честь почтительнейше просить: 1) о снабжении меня ближайшими по сему сведениями; 2) о зависящих от вашего превосходительства распоряжениях, как по содействию мне со стороны гражданского начальства к успешнейшему исполнению возложенного на меня поручения. по снабжению меня необходимыми для изыскания суммами, так и по охранению вещей, которые имеют быть вынуты из Семлевского озера; 3) о неоставлении меня наставлением вашего превосходительства о выгоднейших для казны способах приобретения рабочих и материалов, как-то: веревок, бревен, досок, железных поковок и проч., необходимых потребностей для равот, которые будут производиться при изысканиях на Семлевском озере. К сему долгом имею честь присовокупить, что в предписании ко мне главноуправляющего между прочим упомянуто, что на покрытие необходимых при работах на Семлевском озере издержек отпущено уже по высочайшему повелению вашему превосходительству 4000 рублей». Словно отливная волна, пошли теперь письма к Хмельницкому. О командировании Четверикова сообщил главноуправляющий путей сообщения граф Толь, упомянув, что статс-секретарь Танеев передал ему волю императора назначить «самого надежного офицера корпуса путей сообщения». Не остался в долгу и Блудов, известивший губернатора о том же самом Четверикове. Высочайший уровень лиц, вовлеченных в семлевскую эпопею, не мог не радовать Хмельницкого: от этого укреплялась и его репутация как инициатора всего затеянного. Вместе с тем решительное вмешательство Петербурга в события, конечно же, тревожило его. Губернатор вполне справедливо опасался, что столичные охотники загребать жар чужими руками не преминут перехватить инициативу, и когда пробьет час представления к наградам, о нем и не вспомнят. И Хмельницкий выбирает в этой резко изменившейся ситуации, пожалуй, единственно возможную для него стратегию — оказывать полное содействие всем намерениям Четверикова и одновременно установить за ним негласный надзор, чтобы от доверенных лиц иметь точные и оперативные сведения о том, что происходит в Семлеве. Вяземский исправник Клайгильс получает указание командировать в распоряжение Четверикова на место розысков «если не заседателя, то по крайней мере одного благонадежного канцелярского чиновника», а если бы приезжему понадобился военный караул, то снестись о том с начальником вяземской инвалидной команды В секретной части указания Клайгильсу вменялось в обязанность «уведомлять губернатора об успехе действий подполковника Четверикова», которому были выделены 2 тысячи рублей на сооружение перемычки. Оставался еще один человек, интересы которого заметно пострадали с приездом Четверикова,— это владелец Семлева Алексей Бирюков. Боясь, как бы тот не заупрямился и не испортил бы всего дела, Хмельницкий просит его не препятствовать действиям подполковника и добавляет: «Если отыскания сии увенчаются успехом, я почту обязанным ходатайствовать о приличном вам вознаграждении». Казалось, теперь все предусмотрено, неблагоприятные последствия сведены на нет, и Хмельницкий по-прежнему держит руку на пульсе событий. Но именно с этого обманчиво установившегося затишья и начались его самые жестокие нравственные испытания, а затем и падение. Первой срабатывает «мина замедленного действия», им же самим и поставленная. Князь Хованский узнает наконец,' что, минуя его, Хмельницкий сообщил о семлевской тайне непосредственно министру внутренних дел, и приходит в ярость. Генерал-губернатор вовсе не желает играть второстепенную роль, он претендует на свою долю шкуры неубитого медведя и 20 января с нескрываемым сарказмом пишет Хмельницкому: «Таковой ход дела вынуждает меня сослаться на 125 ст. 11 т. свода законов о губернских Учреждениях, повелевающую, «чтобы никакие представления от гражданских губернаторов не восходили помимо от главных начальников к министрам». Если бы существо дела потребовало сделать о каком-либо предмете донесение прямо к министру, то и в таком случае ваше превосходительство обязаны были, сделав представление министру, известить в то же время и меня. Но в настоящем деле поступили вы противно установленному порядку, ибо, донося мне о сделанных вами распоряжениях касательно трофеев, французами похищенных, и представляя смету издержкам. потребным на вынутие их. предавали токмо обстоятельство сие на мое благоусмотрение, не известя, как бы следовало, о донесении вашем, сделанном к министру внутренних дел. Приглашаю ваше превосходительство на будущее время следовать в образе сношений со мною и министрами предписанному законом порядку». Пытаясь быстро залатать «пробоину», сделанную разгневанным начальником, Хмельницкий отписался не очень убедительно: «Поспешаю имею честь объяснить в оправдание себя, что от министра внутренних дел я не испрашивал никакого разрешения, как изволите видеть и из представляемой при сем копии с моего донесения. Но поспешил известить его о столь любопытном предмете единственно для того, чтобы предупредить всякие партикулярные и неверные о том известия, которые весьма скоро могли бы дойти до сведения министра». Как ни неприятно получать выволочку, Хмельницкий в силу своего характера вскоре забыл бы о ней. Но, к несчастью, не прошло и пяти дней, как новое известие, а точнее сказать, катастрофа, означавшая крах всех возле-леянных надежд, потрясла незадачливого искателя сокровищ. 30 января поистине роковой сюрприз преподнес подполковник Четвериков 2-й. Раздосадованный длительным бдением на пустынном заснеженном озере в пору крепчайших крещенских морозов и продувающих ветров, расстроенный от несбывшихся ожиданий, он шлет Хмельницкому донесение, полное злой иронии: «Надежда, ни на один день меня не оставлявшая что-либо найти в Семлевском озере, была причиной, что я по сие время не известил ваше превосходительство о моих изысканиях. Теперь, когда все опыты кончены, я поспешаю уведомить вас, что, к сожалению, на дне озера никаких вещей не открыто. Ваше превосходительство лучше судить можете, откуда Вальтер Скотт мог почерпнуть приведенный им в его сочинении о Наполеоне приказ и какой веры он заслуживает. Но я с моей стороны утвердительно могу сказать, что если бы этот приказ состоялся, то произведенные мною на озере исследования необходимо должны были бы то показать. Мне остается только благодарить ваше превосходительство за содействие, 48
|