Вокруг света 1955-06, страница 55

сыпучем песке у самой воды стелю ватный халат, под голову под-кладываю седло. Неподалеку растягивается мой товарищ. Вокруг нас располагаются собаки. Спутанные лошади мягко, почти неслышно, переступают по песку. Трава сухая, малопитательная, но ничего — завтра утром дадим им овес.

Проходит несколько минут, и Афанасий храпит. Ко мне с чуть слышным шипением подползает волна, раскидывается на песке и тут же скатывается назад.

Пустыня черная, ночь синяя, луны нет, а озеро почему-то светится. Надо мною в темном небе огоньки, их миллионы. Я смотрю на них, они — на меня, на Балхаш. Так вот почему он и ночью светится!

Опять около меня шепчет волна и затихает. Прислушиваюсь к себе: во мне, как на Балхаше, тоже все мерцает — ведь долгожданное путешествие началось. Что-то заслоняет звезду, другую, третью, большое и кургузое бесшумно плывет по небу, приближается ко мне, — да ведь это пеликан! Несколько секунд — и он скрывается в темноте. Где-то в стороне прошумела стая уток.

И опять шуршит волна. Как чудесно спать у ласковой воды!

...На восходе солнца я проснулся с легкой душой. Взглянул на

ТО Л АН

Снова мы на лошадях, снова зной, пустыня, тишина и блистающий Балхаш.

Появилась тропа в три-пять следов и увела нас от озера. Стрелка компаса попрежнему показывает на запад.

— В этих бурьянах, наверное, много зайцев, — сказал Афанасий и слез с коня.

Спутав лошадей, мы пошли в разные стороны. Впереди меня с треском поднялась большая стая бульдурюков — пустынных куропаток. После дуплетг упала всего-навсего одна птица. Пожалев, что стрелял крупной дробью, я зарядил ружье пятеркой. Этим временем поблизости выскочил заяц, за ним другой. Я прозевал обоих. Собаки ринулись за ними, потом вернулись, и Аслан побежал впереди меня. Вскоре из-под его носа выбежала большая, разморенная зноем птица и, торопливо замахав крыльями, полетела низко над землей.

Впопыхах я . кое-как изготовился к выстрелу. Когда мушка остановилась на дрофе и палец готов был нажать на спусковой крючок, Аслан, стараясь схватить птицу, подскочил.

Указательный палец уже нажимал на спуск, но я успел дернуть ружье вверх, и дробь пронеслась над головой Аслана, не зацепив его. Дрофа продолжала лететь. Загремел мой второй выстрел. До птицы всего шагов тридцать. Мне

север — обворожительная гладь до самого горизонта, повернул голову на юг — там, далеко-далеко,. стоят ясные хребты Джунгарского Алатау, скрывающиеся днем в дымке. Под солнечными лучами искрятся ледники. До них около трехсот километров, а кажется, что они совсем рядом.

Поднявшись, я обнаружил исчезновение мешка с овсом. Ах, этот Саврасый!.. Афанасий же под головой не нашел лепешек.

Вопила, сытый и довольный, старается держаться на всякий случай подальше от нас.

хорошо видно, как она машет крыльями. Пропуделять такую махину! А тут еще издали смотрит Афанасий.

Мои глаза не могут оторваться от дрофы. Ну и громадина! И летит как ни в чем не бывало. Но вдруг — не показалось ли мне? — вдруг она грузно и смешно садится на хвост. .Ура! К ней подбегает Аслан и старается ее схватить, но усатый дрофич клюет его в морду, и тот с визгом отскакивает. Беру дрофича за шею и поднимаю. Ого! Около пуда.

Жажда и зной — все забыто.

Тропа привела нас снова к Балхашу, где мы остановились на ночевку. Мы выпили немного чаю; от солоноватой воды жажда усилилась.

Утром выехали с запекшимися губами. Думали только о воде. Впереди показалась далеко вдающаяся в Балхаш коса. Ее образовало устье Лепсы.

Солнце поднялось высоко, песок и воздух накалились.

Пустыня, горячие пески, и вдруг среди них на несколько десятков километров узкая полоса леса с рекой посредине. Пусть в Лепсе вода мутная, но до чего же она вкусна! Не отрываясь, мы с Афанасием пьем и пьем ее. Так же жадно пьют лошади, лакают собаки. Раздевшись, заходим в воду по колено, по пояс, по шею. Течение подхватывает нас и несет. Ух, какая благодать!

После трудного перехода следовало бы отдохнуть, но разве усидишь в новом, неизведанном месте?

Мы наспех поели каши и, взяв ружья, пошли по кустам на опушку леса. За опушкой мелкий камыш, за камышом пески с красным саксаулом.

В саксаульнике из-под ног вырвался заяц, по-местному толай. Раздались два моих выстрела. Дробь подняла пыль позади зайца. Как помчались за ним отдохнувшие собаки! Минута-две, и они скрылись в камышах.

Охотиться на толаев раньше срока мне не хотелось, но нужно было чем-то кормить собак в этой пустыне.

Не успел я пройти шагов двадцать, как из-под ног выскочил еще заяц. Мой выстрел на этот раз был удачным. Следующий толай убежал невредимым. Собаки, услышав стрельбу, тотчас вернулись к нам. Афанасий выгнал из куста полыни сразу двух косых и выстрелил. Промазал он или нет — мне некогда было следить: по бокам и впереди толаи выскакивали один за другим.

Небольшие, как .все туркестанские зайцы, они бегут не прямо, а виляют от куста к кусту.

Чем дальше мы шли вдоль опушки, тем больше выгоняли их. Стрелять приходилось часто и на коротком расстоянии. Я горячился, много мазал и очень огорчался. Собаки растерялись: за каким же зайцем гнаться, когда они беспрерывно выскакивают там и сям?..

Промахов много, и чем дальше, тем их больше. Наконец я перестаю стрелять и равнодушно смотрю на мелькающие среди саксаула белые хвосты зайцев.

Собаки и зайцы носятся как сумасшедшие. Мы подняли косых около сотни. Можно было настрелять их десятка два-три, но мы ограничились четырьмя зайцами.

48