Вокруг света 1963-10, страница 29

Вокруг света 1963-10, страница 29

В капиталистической стране и хороший урожай может принести крестьянам неисчислимые беды. Прошлым летом в садах Прованса происходило невиданное. Ветви персиковых деревьев Воклюза ломились под тяжестью плодов. И закупочные цены начали катастрофически падать. Правительство и не думало предпринять меры, чтобы помочь крестьянам спасти быстро портящиеся фрукты. Тогда крестьяне блокировали города Прованса, засыпали абрикосами и помидорами дороги, приостановив на них движение. Против крестьян были брошены «отряды республиканской безопасности». На улицах Авиньона — административного центра департамента Воклюз — разыгрались настоящие сражения. Были убитые и раненые.

Нет, совсем не сладка жизнь простых людей в «добром старом» Провансе.

ВАЛЕРИЙ ЛЕДНЕВ

ясь в пустом ресторане всеми изделиями местной кухни.

* * *

И. наконец, последний городок — Эгморт.

В средние века король Людовик Святой выстроил на низких дюнах вблизи Средиземного моря огромный замок. По лагуне, тянувшейся от моря к этому замку, могли подходить морские корабли.

Отсюда король отправлял в Палестину первые отряды крестоносцев. Замок получил название «Мертвые воды» из-за неподвижных вод лагуны.

Мы подъехали к Эгморту к вечеру. На закатном небе возникла монолитная громада стен и башен. Она подымалась прямо из песчаной равнины. У ее подножья шелестела сухая трава.

Вокруг не было видно ни души — ни человека, ни лошади, ни птицы, ни машины. Замок казался необитаемым.

Это придавало ему облик загадочный и даже пугающий Жизнь, наверное, ушла из этой каменной крепости несколько веков назад, лагуна обмелела, корабли уже не подходят к Эгморту, и вообще трудно понять, зачем в этом бесплодном и плоском месте соорудили такую величественную твердыню. Мы подивились ее величию. В стенах был слышен посвист ветра, долетавшего с моря.

Потом через узкие ворота мы въехали внутрь и были ошеломлены — в крепостных стенах, как игрушка в скорлупе ореха, был спрятан прелестный маленький городок с фонтанами, памятниками, скверами, кафе, старинными домами, пением патефонов, магазинами и даже с бензиновой колонкой.

Голуби кружились над островерхими кровлями. Скромно покашливал колокол в часовне. Звук его был так слаб, что не проникал наружу за тяжелые стены.

Алым пламенем перебегала

реклама маленького кинотеатра: «Самый длинный день мира».

Жителей городка, должно быть, можно было пересчитать по пальцам.

Мы зашли в маленький и темный магазин рыболовных принадлежностей. Там было пусто, но дверной колокольчик, потревоженный нами, так долго побрень-кивал, что, наконец, из задней комнаты вышел не торопясь с салфеткой в руке молодой краснощекий француз — владелец магазина.

Узнав, что мы русские, он всплеснул руками, с отчаянным воплем: «Франсуаза! Франсуаза!» — бросился назад, в недра магазина и извлек оттуда миловидную молодую женщину — свою жену, чтобы познакомить ее с русскими. Франсуаза, должно быть, стирала. Бормоча извинения и краснея, она вытирала руки о фартук.

Потом, в свою очередь, она привела свою девочку трех лет, сделавшую нам низкий реверанс, а хозяин привел согнутую пополам старушку с клюкой — свою престарелую мать и прокричал ей на ухо, что она видит перед собой в Эгморте первых советских людей.

Старушка ласково кивала нам и прижимала к глазам платок, вытирая слезы.

Можно было подумать, что в дом к этому французу вернулись пропавшие и чудом спасенные родственники.

Тотчас появилось вино, кофе, всякие пирожные — «патиссе-ри», а в дверях уже толпились, напирая друг на друга, улыбающиеся жители Эгморта, разбавленные большим количеством мальчишек.

Они, эти мальчишки, первыми дали клич о нашем появлении, и они же последними проводили нас за ворота города в меланхолические равнины Камарга.

Но не бывает, должно быть, добра без худа. В этом милом городке я обнаружил, что забыл в Париже, а может быть и совсем потерял, адрес Имара и что сейчас уже никак не могу припомнить название того городка, где он живет.

Я проклинал себя, свою память, свою недавнюю болезнь, которая, как всегда, была виновата во всех моих бедах и прежде всего — в рассеянности.

Мы все были удручены. Нас даже не утешило то обстоятельство, что на обратном пути мы заедем в Марсель.

Мосье Морис грустил вместе с нами, подсказывая мне названия многих городков вблизи Марселя, но ни одно из них не казалось мне знакомым.

Так печально закончилась история с картой Атлантического океана. Может быть, Имар и его жена прочтут эти строки, и они послужат для меня некоторым оправданием.