Вокруг света 1966-08, страница 78

глаза», намекая на то, что здесь никогда не бывает слишком тепло.

Под приглушенную мелодию марша он проводил меня в номер. Я немедленно навел справки о местожительстве М-Вана и узнал, что Питающегося сырым мясом нет дома, но его возвращение ожидается с минуты на минуту. Получив адрес — глетчер Гюндефаза, — я нанял собачью упряжку и не мешкая отправился в путь, подгоняемый естественным желанием встретиться, наконец, со своим поставщиком. Я был готов пожить у М-Вана несколько дней, разделяя с ним его суровые будни, и, если придется, помочь ему в охоте на тюленей.

По каменистому, ослепляюще белому полю мы добрались до глетчера, обогнули скалу, и я увидел просторный дом, гараж, длинную взлетную полосу, и рядом с ней укрепленный на толстых столбах ангар для гидросамолета. Онемев от удивления, я отпустил поводья, и собаки, замедляя ход, плавно подвезли меня к железным воротам.

На крыльце появилась женщина, одетая в модный итальянский костюм, с гладкими намасленными волосами и очень маленькими ступнями. У нее было широкое плоское лицо с типичным пирамидальным черепом эскимосов-торнгазуков.

— М-Вун, — с улыбкой представилась она, что значит «Питающаяся сырым мясом».

Не спрашивая о цели визита,

она предложила мне на выбор разные сорта виски, включила отраженный свет, и мы сидели, попивали мое любимое виски и любовались фьордом. Я похвалил ее скандинавскую мебель и искусное освещение, и Питающаяся сырым мясом кивнула в ответ и сказала, что недавно в доме установлена небольшая электростанция и что это ее сюрприз для мужа, возвращающегося из Флориды.

— Унга, инга, пеки, — сказала она, что значит: «Старая собака быстро устает», намекая на отдых, необходимый ее мужу. Мы пересекли дом, вступили в просторную мастерскую и увидели дюжину девушек-торнгазуков, которые робко поздоровались с нами и продолжали трудиться. Они ловко стучали молотками, что-то шлифовали, чистили и сверлили.

Я одобрительно кивал головой, пока неожиданно не увидел своего имени: одна из девушек старательно выводила его на адресной дощечке, и тогда я заинтересовался изделиями. К моему ужасу, их умелые руки изготовляли лампы и фитили: неуклюжие старинные коптилки, декоративные причудливые светильники, круглые, плоские, крученые фитили с искусно выполненными изъянами. Одна коротышка окунала их в вонючую жидкость, другая метала готовые сосуды в стену, собирала осколки и склеивала их, а какая-то малолетка пропитывала фитили из моржовой шкуры желтой дрянью —

и все это исчезало в ящиках¹ с адресом моего института.

Питающаяся сырым мясом самодовольно обвела рукой мастерскую.

— Вначале нам хватало двух девушек, — сказала она, — но спрос растет — и надо расширять производство.

— Все ли лампы и фитили изготовлены здесь? — спросил я.

— Рыжая утка все делает сама, — ответила она.

Теперь я видел, теперь я видел и знал, куда уплывал наш бюджет, и уже ни минуты не сомневался, что вся моя коллекция родилась в стенах этого дома. Разумеется, в моих рассуждениях не осталось места для гипотезы, согласно которой между 1789 и 1812 годами у эски-мосов-торнгазуков наблюдался общий упадок светильниковой культуры.

Охваченный отчаянием, я торопливо покинул дом под глетчером Гюндефаза, так и не встретив Питающегося сырым мясом, подавленный, полный горечи, которая до сих пор напоминает о себе, когда я смотрю на белоснежные яхты на Альстере.

Как тут быть? Недавно нам снова увеличили бюджет, а минуту назад мне сообщили, что в гавань прибыли четыре новых ящика с лампами и фитилями торнгазуков. В любом случае следует их открыть: быть может, там все-таки лежит какой-нибудь необычный образец.

Перевел с немецкого Ю. КОТЛЯРСКИЙ

ПРО БЕГЕМОТА, КОТОРЫЙ ДУМАЛ, ЧТО ОН СЛОН

Нет, вначале он, конечно, так не думал. Он беззаботно гулял по Африке рядом с папой и мамой. И сам он был совсем как папа и мама, только маленький. Но однажды люди, которых он раньше никогда и не видел, устроили охоту, и папа и мама пропали. Маленький бегемот искал их и в реке и в зарослях, он места себе не находил и в конце концов заскучал от одиночества и страха.

Но тут снова появились охотники. Они связали маленького бегемота, куда-то долго несли и везли — то на грузовике, то на самолете, пока не привезли в Америку.

Там бегемота выпустили и сказали: «Теперь ты будешь жить здесь, а когда привыкнешь, мы отправим тебя в зоопарк. Да, вот еще, запомни: тебя теперь зовут Герман».

По большой огороженной территории парами, а то и целыми табунами ходили звери. А Герман был один. Это было так грустно. Через несколько дней Герман решился и подошел к зебрам. Он шел предложить им свою дружбу, но зебры не нуждались в Германе: они ведь такие красивые, у них ведь такая модная одежда. Смешной уродец Герман был им, конечно, не пара.

Герман заковылял к стоявшему невдалеке верблюду. Верблюд жил тоже один, но его это не беспокоило: целыми днями он задумчиво смотрел на солнце — наверное, думал, что он в пустыне. Когда Герман подошел к верблюду, тот только глаз скосил и продолжал свои солнечные наблюдения.

Теперь-то уж было ясно — никто не хочет дружить с Германом. Дни тянулись бесконечно и походили

76