Вокруг света 1968-05, страница 14красно известно. Но едва я начинал кому-либо рассказывать о Брюсселе, как меня перебивали: — Ну как, Маннекен-пис все еще пускает струйку? Что же, давайте я честно перескажу легенды об этом «самом старом гражданине Брюсселя», символизирующем строптивый нрав его обитателей. Вот они. Брюссельцы - антимилитаристы утверждают, что после смерти некоего Годфруа, герцога Лота-рингского, его сына, которому было от роду несколько месяцев, принесли на поле боя и подвесили колыбельку к ветви дерева. «Присутствие будущего герцога вселит уверенность в солдат», — решили генералы. Но в решительный момент битвы дитя привстало из люльки и совершило то, что обессмертило в веках фонтан на Банной улице. Брюссельцы-антиклерикалы говорят, что так поступил пятилетний сын графа Гова, приветствуя на свой манер процессию в честь дня Вознесения. Гордые своей ратушей брюссельцы говорят, что какой-то мальчуган загасил однажды таким способом запал «адской машины», подложенной под здание. Выберите себе легенду по вкусу, но главное — знайте, что любой почтенный брюсселец, член больничной кассы, примерный служащий, переходящий улицу только на зеленый свет, любит своего непочтительного, опрокидывающего все условности Ман-некен-писа! — Вы собираетесь писать книгу о Бельгии? — спросил меня брюссельский социолог. — Тогда... Я уселся поудобнее в кресло, ожидая, что он начнет говорить о соотношении производства и потребления, об относительности понятия «сельский житель» в Бельгии. — ...тогда вам надо посмотреть наши праздники. Без этого вы не поймете Бельгию. На сем мы расстались. Я не терплю больших гуляний. Необходимость веселиться по заранее намеченным дням меня удручает Но я последовал совету социолога: все-таки знание своего общества входит в его профессию. В Бельгии часты праздники. Разумеется, уже с тридцатых годов туризм возродил сомнительные «средневековые традиции»: европейская буржуазия ездит на машинах, дороги проходят по Бельгии, и долг бельгийца — помочь иностранцу оставить здесь свои деньги. Фольклор нынче прекрасно продается. Но вот я на «кирмессе» в Монсе, где веселья, самого искреннего и языческого, не меньше, чем у Рубенса и Брейгеля. На центральной площади, запруженной толпой, странно одетый господин бился с чудовищем. — Это святой Георгий, — сказал голос сзади меня. — Убивает дракона. По правде говоря, дело оборачивалось туго для Георгия. Он уже обломал о дракона свое копье, потерял меч... Но нет, вот ловким ковбойским жестом «святой» выхватывает из кармана пару пистолетов и приканчивает дракона! Толпа ревет от восторга... Приехать в Бельгию — значит пить пиво. И тем самым увеличить и без того внушительную статистику: 140 литров пива в год на душу населения Пиво — древний напиток. Уже в Ниневии и Вавилоне находилось немало любителей кружки пенистого напитка, чья горечь оборачивается сладостью. Существует бесчисленное множество рецептов его приготовления, иногда весьма почтенных по возрасту. В Бельгии известен рецепт, составленный настоятелем монастыря Сен-Галь: он на 22 года старше «Страсбургской клятвы» — первого документа французской письменности! Думаю, что обилие праздников — прекрасный предлог для усиленного потребления этого продукта. Но в Граммоне я, еще плохо знакомый с фламандскими розыгрышами, был приглашен выпить бокал вина с почетными гостями. Польщенный, я согласился. Нам принесли по большому бокалу красного вина, и каждый по очереди торжественно выпил его до дна. Я заглянул в свой и увидел, что там плавает живая рыбка! Я огляделся: люди вокруг с интересом наблюдали, как я поступлю. Я мужественно выпил. Затем, поглаживая живот (интересно, долго она еще там будет шевелиться?), я выслушал объяснение: — В девятнадцатом веке жители Гента осадили Граммон. Город умирал от голода, но, чтобы показать, сколько у них еще еды, граммонцы стали корзинами вываливать сельдь в городской ров. Гентцы убоялись долгой осады и сняли ее. С тех пор мы празднуем так победу нашего города. — Выходит, город празднует сам себя? — Конечно, мы ведь так долго были городами, прежде чем стали страной... С бельгийцами м^до держать ухо востро! Несмотря на свою репутацию людей без воображения, они высмеют вас не моргнув глазом. Я приехал в Дамме, где все мне говорили о Тиле Уленшпигеле, который родился и умер здесь. Я даже благоговейно переписал эпитафию с его могилы: «Прохожий, остановись. Здесь покоится Тиль Уленшпигель, насмешник, почивший в году 1301». Я рассмотрел рисунок, где сова («Уль», по-фламандски) смотрится в зеркало («Шпигель») и подумал что каламбур входит в память людей куда прочнее пафоса. Когда я оассказал об этом знакомому критику, тот улыбнулся: — Вас разыграли. Это могила 12
|