Вокруг света 1969-06, страница 40

лет; но в его виноградной кисти было еще немного ягод. Делиси, Навтлуги, Авчала, Сабурта-ло, Дигоми — в этих районах в прошлом строили лишь загородные дворцы (увы, несохранив-шиеся) да ходили сюда на перепелиную охоту, беря с собой запас воды. Сейчас здесь широкие проспекты, крутые асфальтовые спуски-подъемы, уходящие в синеву неба этажи, бетон и стекло, прямые линии, четкие углы, белый камень и снова бетон и стекло.

Эта страница пишется сегодня. Пишется размашисто и дерзко. Таких масштабов не знали и не могли знать ни мудрый Давид Строитель, ни генерал Ермолов, который хотел видеть Тифлис европейским городом...

ЛЕО ИЛЬИЧ ХАРАШВИЛИ, ГЛАВНЫЙ АРХИТЕКТОР «ТБИЛГОРПРОЕКТА»:

— Да, меняются архитектурные стили, техника и размах строительства. Но одна проблема — сознательно или подсознательно, но неизменно — волнует тбилисских архитекторов: лицо города, которое они создают, должно узнаваться среди сотен других лиц городов...

Сегодня, когда строительство поставлено на рельсы промышленные, проблема индивидуального лица города становится актуальной и очень сложной. Решение ее имеет множество аспектов: как вводить силуэт гор в композицию города? Как застраивать новые районы, чтобы они стали органичной частью нашей столицы? Как осваивать зоны, где смикается прошлое с сегодняшним? Как реставрировать и сохранять старый город? Как декорировать строящиеся здания, чтобы они принадлежали Тбилиси и только Тбилиси?

САБУРТАЛО — ВАКЕ

Г ород просыпается рано. На улицах свежо, но в глубине утренней прохлады уже кроется жар, который расплавит днем асфальт.

У остановки, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, толпятся студенты. Автобус притормаживает на секунду. Но все успевают втиснуться, и переполненный жаркой, возбужденной толпой автобус продолжает свой бег, тормозя у светофоров так, словно перед ним разверзлась пропасть, обгоняя поток машин, заваливаясь на крутых виражах дороги.

Уже торгуют газированной водой на каждом перекрестке и припадают черные головы к фонтанчикам на улице, уже распахнуты окна всех учреждений и грохочут самосвалы, торопясь к стройкам; уже толпа экскурсантов цокает каблуками по плитам возле памятника Вахтангу Горгасали, а в ажурном здании на проспекте Руставели по зигзагообразной лестнице, словно по велотреку, спешат к вагончикам «канатки» те, кто торопится отдыхать, — три минуты, и ты в парке на вершине горы Мтацминда. Потянулся, отложил в сторону щетки чистильщик около подъезда гостиницы — кончилась на время его работа — и, лениво напевая, рассматривает прохожих... День начался.

Я словно плыву по широкой асфальтовой реке, мимо стеклобетонных ее берегов. Позади осталась башня, сложенная из белого камня. Но я помню ее силуэт, немного суженный кверху, четкий на фоне синего горного неба, с яркими квадратами

мозаики, разбросанными по светлому полю фасадной стены. Помню потому, что эта башня, будущее здание архива, стоит, словно бакен, там, где проспект Важа Пшавела вливается в море улиц, а еще, быть может, потому, что она навеяла воспоминания о снежной Сванетии, пенных водопадах и ледниках, о горцах, возводивших такие дома-крепости...

Я плыву вверх по течению, к истокам проспекта — горбатым спинам гор, и думаю о том, что башня и горы создали свой рисунок главной магистрали нового района Сабуртало.

В конце проспекта Важа Пшавела, влево от него, — облако пыли. Краны, режущий свет сварки. И гул, гул, гул работы над всей долиной. Мне рассказывали, что здесь строится «студенческий» район: институт кибернетики, физики, корпуса Тбилисского университета. Интересно, как будет выглядеть этот район в близком будущем? Сейчас я вижу его лишь в общих чертах: свет, струящийся с гор, и белизна стен, и перепады рельефа...

На зеленом склоне горы стоит каменная церквушка. Для меня не было неожиданностью увидеть ее старинную кладку неподалеку от геометрических форм строящихся зданий институтов. Память подсказала: крепостная башня Шахтахти на выросшей недавно Комсомольской аллее, и купола царских бань в двух шагах от набережной, одетой в гранит, и чеканное «древо жизни» — мотив мифический и вечный! — открывающее вход в дендрологический музей в новом здании сельскохозяйственного института. Так легко и безбоязненно соприкасаются в городе история я современность, что невольно думаешь о каком-то врожденном «чувстве истории», свойственном тбилисцам.

Я представляю, как рядом с церквушкой, первым экспонатом будущего историко-этнографиче-ского музея, поднимутся на склоне горы мачубы — сванские дома, словно ласточкины гнезда, лепящиеся друг над другом, и двух-трехэтажные жилища хевсуров с клетками-комнатами, а в долине вырастут грузинские дома, опоясанные галереей балконов. Марани — хранилища для вина, мастерские чеканки, образцы каменной стенописи— Грузия долинная и горная, со всем ее этнографическим колоритом предстанет перед приезжим человеком и перед тбилисцем, который, устав от счетно-вычислительных машин в том же институте кибернетики, выйдет на солнце — подышать воздухом гор...

Даже в том, что заповедник разместится между парком Ваке и Черепашьим озером, есть, как мне показалось, своя логика. Парк Ваке и озеро тоже смотрятся как экспонаты, которые дают пищу для размышлений об отношении тбилисцев к зелени и воде.

Парк в районе Ваке еще недавно не существовал. Я смотрю на солнечные зайчики, скачущие в листве акаций, на игру фонтанов — и не могу представить, что здесь были лысые, выжженные юры.

Эх, попасть бы в Тбилиси в конце мая, на Праздник цветов! И увидеть, как кучер в черном кафтане, в фуражке с лакированным козырьком, восседая на облучке фаэтона, заваленного охапками роз и гвоздик, объезжает все улицы города; как встречают его в каждом районе, похваляясь новым сквером, или аллеей, или садиком возле

38