Вокруг света 1973-03, страница 21

Вокруг света 1973-03, страница 21

Новгородские усадьбы (реконструкция П. Засурце-ва), план древнего Новгорода (перерисовка с иконы XVI века) и первая найденная берестяная грамота.

Нокгород

Игрушка XI века — теремок и фрагмент деревянной колонны.

ной деятельности. У них удивительное свойство падать лишь перед глазами тех, кому это требуется. Грамота была найдена случайно именно потому, что ей пора было обнаружиться. «Поклон от Гришки к Есифу...» — начинался текст этого первого русского частного письма, найденного в Новгороде. Арцихов-ский не только ждал ее появления, но и с 1938 года говорил своим сотрудникам, чтобы они разворачивали каждый клочок бересты, нет ли на нем букв. Сведения о том, что в России (да и не только в России) писали на бересте тогда, когда не было возможности раздобыть дорогой пергамент, встречались во многих источниках. Но, во-первых, до Новгорода никто не вскрывал целого города, слой за слоем. Во-вто-рых, думали, что писали на бересте чернилами, а чернила не могли уцелеть в болотной почве Новгорода. Больше того, заостренные палочки, которые теперь называются «писалами», также встречались многократно, но в описях их называли как угодно, только не инструментами для письма. То, что новгородцы на бересте выдавливали буквы, не только облегчало им самим задачу — не нужно таскать с собой чернильницу,* — но и помогло археологам. Выдавленные буквы сохранились. Яблоко упало именно потому, что Арциховский был уверен, что в таком большом и развитом городе, торговом, деловом Новгороде, грамотность была необходимостью повседневной.

Среди пятисот грамот, найденных за двадцать лет, есть письма на все случаи жизни — и торговые записки, и списки феодальных повинностей, и жалобы, и дружеские послания, и объяснения в любви, и рисунки мальчишки Онфима. Писали и хозяева города, и крестьяне из деревень, и воины из похода, и попы, и ремесленники, и обиженные жены. В конце сезона 1972 года обнаружилась грамота пятисотая.

Кислов положил зажатую между стеклами грамоту передо мной и медленно читал, почти не заглядывая в текст, потому что выучил ее наизусть.

«Полтора рубля серебром. Ожерелье... Другое из хрусталя. Шюба немецкая. Кожа деланная. Ржи семь коробей и две неделанных кожи. Цепь котельная. Мех куний. Пять телят. Пять овцын. Котлец. Сковорода. Скобкарь. Полотна два локтя... Полость. Три хомута ремянных. Узда кованная рабочая. Икона с гайтаном...»

И на обороте: «У Якова Кобылки».

Уверенный почерк. Угловатые, будто печатные буквы — способ письма диктовал особенности графики.

— Мы сейчас не можем сказать, что это за грамота, — говорит Кислов. — Может быть, завещание. Автор сообщает кому-то, где он держит часть своего добра.

— А может быть, это записка ростовщика, — подошел Янин. — Хотя вряд ли. Уж очень странный тогда набор вещей.

А ведь до чего она щедра на информацию! Свидетельство о монетной системе Новгорода. Шуба, рассказывающая о торговле с Европой, данные о сельском хозяйстве и экономике того мира, сведения об инструментах и утвари.

Но сейчас грамоты уже как-то отступили в Новгороде на второй план. Они сотворили известность экспедиции, они доказали, что Русь уже в XI— XIII веках была страной грамотной, они помогли разобраться в системе отношений новгородцев. И все-таки не они сегодня главное в экспедиции.

Где-то работа ее идет по спирали. Начинали с того, что искали в новгородской земле подтверждения рукописным сведениям об истоках Новгорода, о вече и князьях. Мир, обрушившийся на археологов тыся-

19