Вокруг света 1976-06, страница 78

I

не решаются подступиться к зебрам: во-первых, зебра — крупное, мощное животное, во-вторых, жеребцы всегда бросаются на защиту табуна, в-третьих, зебры обращаются в бегство только тогда, когда стая охотников подходит совсем близко. И тем не менее я много раз видел, как стая Чингисхана расправляется с ними.

Одна из таких охот была особенно интересной. Чингис — как всегда, впереди всех — стал потихоньку подкрадываться к табунку примерно из двадцати животных, в котором была кобыла с маленьким жеребенком. По мере приближения к стаду собаки двигались все медленнее, как будто и думать не думали об охоте. Так они подобрались к зебрам ярдов на двадцать, только тогда табун стал рысью уходить от них. Это было сигналом к открытой погоне, и собаки бросились в атаку.

Зебры перешли в галоп, сбиваясь поближе друг к другу в одну тесную группу. По дороге к ним приставали другие маленькие группки, так что вскоре в табуне стало больше полусотни зебр. Они не мчались сломя голову — казалось, что зебры приноравливают свой ровный галоп к самому слабому в группе, — на этот раз, видимо, к жеребенку.

В начале погони Чингис оставался во главе, а чуть позади бежали Стриж и Баскервиль. Когда старый вожак сделал рывок и приблизился к кобыле с жеребенком, бежавшей позади всех, жеребец повернулся и бросился к нему, прижав уши и оскалив зубы. Чингис молниеносно метнулся в сторону, и во главе погони оказался Стриж. Несколько секунд спустя он поравнялся с кобылой и жеребенком, но тут жеребец снова бросился защищать свое семейство. Так и повторялось — передовая собака уворачивалась от жеребца, а следующая за ней делала рывок вперед.

Наконец в общей неразберихе кобыла с жеребенком и годовичком — по узору его полос я определил, что это прошлогодний жеребенок Той же кобылы, — были отбиты от табуна. Стая собак немедленно окружила этих троих, а табун умчался за невысокий холм.

Кобыла остановилась, а жеребенок и годовик жались к ней поближе. Стриж, Баскервиль и еще две собаки стали подбираться к зебрам. Мать шагнула вперед и щелкнула зубами возле морды Стрижа. Три собаки подскочили к жеребенку сзади, но их отогнал годовичок. Собаки все время пытались схватить жеребенка, но каждый раз их отгоняла мать или годовичок — при этом они делали только не

сколько шагов вперед, что бы ни творилось вокруг. Поэтому жеребенок оставался все время под боком у матери, и разделить всех троих собакам пока не удавалось.

Положение было очень напряженное, и я, признаться, с отчаянием ждал конца. С каждой атакой собаки становились все нахальнее, завывая, чтобы подбодрить друг друга. Вдруг Стриж взвился вверх перед самой мордой кобылы, и его зубы щелкнули — он пытался вцепиться ей в верхнюю губу.

Эту тактику дикие собаки часто применяют в охоте на взрослых зебр — одна собака вцепляется в верхнюю губу и не разжимает зубов, пока жертва не расстанется с жизнью, а остальные тем временем выпускают животному кишки.

Но на этот раз зебра вскинула голову, и зубы Стрижа щелкнули в воздухе. Он прыгал снова и снова, конец казался неизбежным, а следить за развязкой всегда тяжелее, когда животное мужественно защищает свою жизнь или своего детеныша. Вдруг я ощутил, что земля дрожит, и, оглянувшись, к несказанному удивлению, увидел скачущих во весь дух десять зебр. Секунду спустя они окружили мать и ее жеребят, тесно сомкнулись, и, круто развернувшись, табунок умчался. Собаки погнались за ними, но не могли пробиться сквозь табун и ярдов через пятьдесят отстали. Это был единственный раз, когда зебры на моих глазах вернулись к своим сородичам, окруженным дикими собаками, и помогли им спастись.

...Окружающие логово равнины с каждым днем становились все суше и пустыннее; и когда щенятам Юноны исполнилось примерно два месяца, стая окончательно покинула логово. И хотя я знал, что щенки других стай отправляются в странствия примерно в таком же возрасте, и ждал ухода собак, какое острое разочарование я почувствовал, приехав утром к логову, где еще вечером резвились щенки, и увидев, что собаки исчезли!

Вставало солнце, и мой взгляд никого не мог отыскать на простиравшихся передо мной бескрайних равнинах. И ни одного следа, по которому я мог бы проследить, куда ушли собаки. Я так долго, день за днем, следил за этой стаей, что на меня напало чувство какого-то странного одиночества и заброшенности. Я повел свою машину куда глаза глядят в надежде, что счастливый случай снова сведет меня с собаками.

Перевела с английского М. КОВАЛЕВА

ВЛАСТЕЛИН ДВАДЦАТИ СЕМИ КОКОСОВ

История стран и народов начинается по-разному, а у -Королевства Кокосовых островов — крошечного атолла из двадцати семи островков в полутора тысячах миль на запад от Австралии — она начиналась дважды: де-факто и де-юре.

История де-факто началась в 1827 году, когда некий капитан британского флота, шотландец по имени |Клюни-Росс решил навеки поселиться на Кокосовых островах. Что толкнуло его на это решение: страсть к уединению, крушение каких-то надежд на далекой туманной родине, то ли еще что, нам, очевидно, никогда не узнать.

Народу на атолле жило немного, и капитан Клюни-Росс без особого труда, успешно применяя политику рома и пули, навязал им свою волю и стал неограниченным властелином островков.

История де-юре отсчитывается от 1886 года, когда королева Виктория, учитывая заслуги семейства Клюни-Росс перед британским флотом, признала за потомками капитана право «владения Кокосовыми островами на вечные времена».

Эти два события, собственно говоря, и составляют всю историю королевства, ибо с тех пор там никогда и ничего не случалось, не считая смены монархов. Ныие островами правит пятый Клюни-Росс — Джон. И только это обстоятельство отличает нынешнюю жизнь королевства от условий, существовавших там при основателе династии.

Ибо королевство — мы цитируем заключение специальной комиссии ООН, посетившей острова, — «реликт прошлого, средневековое феодальное поместье, владелец которого — хозяин жизни, смерти и имущества своих подданных».

Формально частное владение Клюни-Россов подпадает под юрисдикцию Австралии. Фактически Джон, король Кокосовых островов, был и остается верховным законодателем, верховным судьей, единственным воплощением любой власти в королевстве. Он же по совместительству и монополист-работодатель, ибо все шестьсот подданных работают на его кокосовых плантациях.

76