Вокруг света 1984-09, страница 20

до намеченного места. Это в горах, километрах в двадцати от поселка Хоста...

Ящики спрятали в пещере — партизанском тайнике. Отыскать его человеку несведущему было труд но. Пещера, заполненная драгоцен ностями! Сюжет прямо-таки из приключенческих сказок, не правда ли?!

Когда фашистов отогнали, ящики с экспонатами перевезли в город. А в январе 1943 года сочинский му зей открыли для посетителей, писала в заключение Евдокия Ивановна.

После освобождения Феодосии Краснов телеграфировал секретарю Феодосийского горкома партии о том, что им «полностью сохранены экспонаты феодосийского музея, несмотря на огромные трудности их эвакуации в глубь гор...». 26 августа 1944 года получил ответ:

«Дорогой товарищ Краснов!

Благодарим Вас за сохранность исторических ценностей феодосийского музея. Но, как Вам известно, наш город находился под оккупацией немецких варваров два с половиной года, которые нанесли большой ущерб и зданию музея. Сейчас мы его ремонтируем. Как только работы будут закончены, мы пришлем за экспонатами своего представителя.

С коммунистическим приветом.

Секретарь Феодосийского горкома ВКП(б)

В. Миронов».

За феодосийскими экспонатами приехал Даниленко. Когда он уви дел все ящики в полной сохранности, то воскликнул удивленно и радостно:

— И античное золото уцелело?!

Лишь тогда Алексей Петрович Краснов узнал, что именно спасли он и его семья.

Однако на этом не закончилось путешествие феодосийского золота. В 1953 году древние изделия, о военной судьбе которых я рассказал, передаются в Симферополь, в Крымский краеведческий музей. А через девять лет — в Киев, в создающийся республиканский Музей исторических драгоценностей. Сорок один предмет, который и упоминается в начале очерка. В симферопольском музее остались «феодосийские» монеты — греческие, римские, восточные, татарские, турецкие, русские, австрийские, венгерские.

...Прежде чем завершить повествование, не могу не назвать еще одной примечательности феодосийской коллекции, быть может, и названных реликвий. Коллекция эта, к славе своей исторической и художествен ной, обретает, по-моему, славу памятника и литературного. В первую очередь своей сопричастностью к имени Пушкина. Александр Сергеевич был в Феодосии с 16 по 18 августа 1820 года. Поселился вместе с се

мейством генерала Раевского в усадьбе Семена Михайловича Бро-невского, бывшего феодосийского градоначальника и основателя в 1811 году феодосийского Музея древностей, одного из старейших в России. Броневский был известен со лидным и популярным двухтомным трудом «Новейшие географические и исторические известия о Кавказе», который, кстати, имелся в библиоте ке Пушкина. Умный, широко обра зованный и обаятельный хозяин усадьбы произвел большое впечатление на поэта. «...Остановились у Броневского, человека почтенного по непорочной службе и по бедности,— писал он брату.— Теперь он... подобно старику Виргилию, разводит сад на берегу моря, недалеко от города. Виноград и миндаль составляют его доход. Он не ученый человек, но имеет большие сведения о Крыме, стране важной и запущен ной...»

Посетил ли Пушкин музей, который тогда располагался в старой мечети? О том нет сведений. Но наверняка много слышал о нем и его экспонатах от гостеприимного, словоохотливого, увлеченного стариной и своим любимым «музеумом» хозя ина. Ведь и в самой усадьбе Броневского находились, по словам современника, разные феодосийские древности — «то остатки колонн Паросского мрамора, то камни с надписями...». Несомненно, поэт интересовался ими. И уж, конечно, услышал обстоятельнейший рассказ...

В 1820 году Иван Матвеевич Муравьев-Апостол, дипломат, писатель и переводчик, отец троих будущих декабристов, посетил «музеум в Феодосии, хранилище древних памятников Тавриды», увидел «несколько медалей... по большей части римских (уж не они ли экспонируют ся ныне в киевском Музее исторических драгоценностей? Или в симферопольском музее? — Е. К.), кое-какие обломки металлические и другие вещицы, найденные в гробницах керченских. Из сих последних всего любопытнее мне показались два или три пената глиняные, лепные, они прекрасной греческой работы...». Иван Матвеевич имел в виду терракотовые статуэтки древнерим ских богов, покровителей семьи и домашнего очага.

А в сентябре 1825 года с музеем, возможно, ознакомился Грибоедов, который, по его же словам, «обегал» весь город. Возможно, и Горький, и Чехов, и Вересаев, и Волошин, и Цветаева. И конечно, Грин, который несколько лет прожил почти рядом с музеем.

История древнего золота из Феодосийского краеведческого музея во многом еще загадочна. Мой рассказ лишь об одной его, надеюсь, уже бывшей тайне

xii москва 1985

Иайти в Будапеште людей, участвовавших в фестивале сорок девятого года, оказалось легче, чем я предполагал. Хотя тридцать пять лет — срок немалый, целая жизнь зрелого человека, среди тех, кого я встретил, не было стариков— самым старшим едва за пятьдесят. Просто тогда они были очень молоды Война кончилась всего четыре года назад. Всех, кто учил русский в ранней молодости, сразу же после войны, Союз молодежи привлек к работе на фестивале. И они стали называть себя «комсо-молиштак» — комсомольцами.

Когда мне удалось связаться в один день сразу с несколькими комсомольцами тех лет, возникла идея собраться на «солонину». В давние времена студенты, подмастерья и прочие небогатые молодые люди в складчину покупали кусок копченого сала, хлеб, что-нибудь, чтобы промочить горло, и шли за город. Там разводили костер, вволю пели и говорили. После войны комсомольцы многие вопросы, которые стоило решить сообща и без посторонних, обсуждали у костра.

...Мы собрались на пологом склоне холма за дачами, на окраине городка Сент-Эндре. Краснели свежим кирпичом два гнезда для костров, высилась аккуратная грудка бумажных цилиндров с опилками и угольной крошкой. Костров было два, поскольку многие приехали с семьями, и тут же разделились на две компании: среди младших преобладали джинсы и майки, а у старших — костюмы, которые не жалко прожечь и запачкать. Одних я знал, с другими меня познакомили: архитектор, коммерческий директор крупной фирмы, заводской инженер, посол в большой африканской стране, гимназисты, студенты. Один из отцов представил мне сына — работника Центрального Комитета Венгерского коммунистического союза молодежи. «Сейчас занимается подготовкой к двенадцатому — Московскому фестивалю, пусть про второй послушает».

Смеркалось. С реки потянуло прохладой, и прилетели комары. Вспыхнули костры. Густой дым, как бы сгущая сумерки, стелился по зеленому склону, и мы оказались на лужайке, ограниченной неровным светом двух костров.

Я решил не лезть с вопросами, лучше дать людям разговориться самим. Но

18