Вокруг света 1985-07, страница 54

примерно в десяти минутах ходьбы от Акротири.

На это место его привел один крестьянин. Осел крестьянина, идя по винограднику, проломил крышу строения, которое до этого было защищено толстым слоем пепла. Под пеплом лежали «новые Помпеи»: целый город, погребенный три с половиной тысячи лет назад. В нем когда-то жило около тридцати тысяч человек, а в период расцвета здесь работали великолепные художники, которые расписали стены прекрасными фресками.

Город отлично сохранился. Дома, иногда четырехэтажные, обмазаны землей, украшены лепкой и каменными плитами. Извилистые улочки замощены. Кое-где сохранились остатки лестниц. В комнатах находилось множество предметов быта. Легко узнавались жилые помещения, ванные, домашние святилища, семейные кладовые, мастерские (в частности, были найдены обломки ткацкого станка и многочисленные инструменты из бронзы). Однако почти совсем не оказалось драгоценностей и дорогих украшений. Если в Помпеях в пепле нашли около двух тысяч человеческих скелетов, то в Акротири не обнаружили ни одного. Значит, жители Тиры, напуганные размахом извержения, покинули остров до взрыва, уничтожившего минойскую цивилизацию.

Невозможно перечислить всю домашнюю утварь, которая была найдена, классифицирована и рассортирована археологами. Самыми любопытными предметами, пожалуй, были сита, украшенные замысловатыми спиралями; тазики с изображением ласточек; расписные кувшины; ванны, украшенные резвящимися дельфинами; круглые жбаны с очень длинным носиком; горшки с декоративным мотивом из миртовых ветвей, листьев плюща, веточек каперсов, розовых кустов...

А всего: тысячи ваз, амфор и различных предметов, извлеченных из-под пепла и пемзы. Все они были очищены, классифицированы, сфотографированы, нарисованы и разосланы по греческим музеям. Найдено множество вещей с надписями — во всех случаях они были сделаны «линейным письмом А», что подтверждает (если таковое подтверждение еще нужно) вероятную дату санторин-ской катастрофы — примерно 1500 год до нашей _эры.

Судя по тому, что удалось узнать — ведь прошло тридцать пять веков,— эвакуация проходила в два этапа: обитатели Санторина покинули остров после сильнейшего землетрясения; они вернулись на некоторое время и окончательно покинули родину, опасаясь мощного извержения вулкана. Окончательный отъезд состоялся скорее всего весной — во всяком случае, до сбора урожая, ибо сосуды, пред

назначенные для хранения продуктов, были почти пусты.

Как бы то ни было, но они уходили в спешке, оставив после себя порядочный хаос... Они не забыли взять ценные предметы, однако в комнатах вперемешку валялись вещи, которые они не смогли захватить с собой на суда: ступки, жернова, лампы, свинцовые гири, каменные и глиняные вазы, ложки, флаконы из-под парфюмерных изделий, разные керамические горшки... Из-под пепла выглядывают целые ряды амфор. Кое-где грудами сложены глиняные и каменные вазы. Здесь кубки для возлияний соседствуют с горшками, украшенными мотивами из ячменных колосьев; там — круглый столик, по-видимому, предназначенный для религиозной службы, под ним чаши, куда верующие клали жертвоприношения; повсюду валяются либо бронзовые инструменты, либо чудесной красоты горшки, украшенные спиралями, либо вазы с «природными» декоративными мотивами (ласточки, аисты, рыбы, дельфины, белые лилии, стилизованные цветы, папоротники, стебли шалфея, листики плюща, пальмовые ветки, гроздья роз, цветы крокуса, веточки вики...).

Из всех сокровищ, которые археологи очистили или очищают от пепла Санторина, самое интересное — это, безусловно, настенные росписи. Все детали фресок прорисованы с невероятной тонкостью. Доминируют красные, черные и белые цвета, реже встречаются желтые, зеленые и синие. В штукатурке много обломков морских раковин. Нередко настенные панно лежат разбитыми на земле — археологи, восстанавливая их, работают как с мозаикой. Извлечены десятки квадратных метров фресок. Теперь их начинают соединять в одно целое. Понятно, что для фресок Тиры нужен отдельный музей...

«Калипсо» минует один из проходов кальдеры Санторина. Мы проходим мимо ловцов губок в их утлых лодчонках. Этим людям пока еще удается кое-что вырвать у моря себе на скудное пропитание. У них негодные скафандры, и каждая группа разрабатывает свои собственные правила декомпрессии. К сорока годам, если они не погибают в результате глубоких погружений, ловцы скрючены от артрита и частично парализованы. Но по-прежнему готовы платить такую цену за добычу губок.

Какой контраст с фресками, которые написали их предки! Где же та великолепная критская цивилизация бронзового века, столь утонченная, столь богатая, столь щедрая на выдумку, столь влюбленная в искусство и красоту?! Она живет лишь в мифологии, в поэмах и легендах об Атлантиде. Сегодня она навечно входит в память людскую.

Перевел с французского А. ГРИГОРЬЕВ

После ужина майор Понсе прошел в кабинет, чтобы, сидя в любимом кожаном кресле, почитать перед сном вечерние газеты. И тут зазвонил телефон. Докладывал старший лейтенант Диас, как всегда напуская туману.

— Разговор озера Атитлан с Девятой зоной,— проговорил он таинственно.

— Давайте попроще!

— X. Р. А, с «Таргит». Может быть, прослушаете на службе?

— Черт вас побери, прокручивайте пленку!

Кодовое слово, которое со вчерашнего дня относилось к Толедо, наэлектризовало Понсе. Эти выпускники американских полицейских училищ любят щегольнуть чужими словечками, чем подчеркивают свое превосходство над не прошедшими такой школы офицерами. Противников режима они называли «таргит», что вообще-то означает «мишень». Образно, но чересчур уж прозрачно для кода.

«— Тони, когда у вас завтра закончится съемка?

— Около десяти. В одиннадцать я должен быть в министерстве.

— Вилан приедет к десяти, но я при вашей беседе присутствовать не смогу.

— Хорошо. Благодарю тебя за посредничество.

— И еще кое-что. Не мог бы ты открыть садовую калитку пораньше?

— Ее откроют еще до съемок, Гарри. Ведь будут снимать, как тогда ко мне проникли похитители. Даю тебе честное слово, что у тебя в саду ничего не тронут.

— Ерунда какая! Мой сад — твой сад! И еще одна просьба, Тони. В группе есть женщина с зеленоватыми глазами...

— Не продолжай, я знаю, о ком речь».

Толедо сказал, что его садовая калитка любви не препятствие. Ридмюл-лер расхохотался, несколько секунд они говорили, перебивая друг друга.

«— ...похоже на то, Тони, что продюсер тоже ухлестывает за ней. И если он попытается удержать ее, я попрошу что-нибудь придумать. Пригласи, например, ее на дружескую встречу с Ви-ланом.

— Хорошо, хорошо. Какой-нибудь повод найдется.

— Спасибо! Я твердо рассчитываю на тебя и твою скромность.

— Всегда рад помочь. Ни о чем не беспокойся.

— Великолепно! Ты меня спас».

Понсе зевнул. Чужое белье... Нет,

пустая запись. Кроме упоминания о приезде Вилана, нет ничего достойного внимания.

Но вот он услышал голос Толедо:

«— ...и привет майору Понсе.

— Понсе?

— Я не прошу тебя его передавать. Он сам все услышит.

Продолжение. Начало в № 4—6

52