Вокруг света 1988-06, страница 32

Вокруг света 1988-06, страница 32

травишь крепящие парус линя. Прямоугольное полотнище спадает наподобие оконной шторы, ловит бриз, хлопает два-три раза и наполняется ветром. Члены команды живо выбирают шкоты, регулируя давление ветра на парус, и закрепляют, их на деревянных штырях. После чего гребцы с облегчением поднимают на борт длинные весла и укладывают их вдоль корпуса, а сами, в роли живого балласта, размещаются на банках так, чтобы судно ровно скользило по воде. Можно расслабиться и поболтать друг с другом, пока рулевой отсчитывает береговые ориентиры и чутко следит за поведением ветра, внимательно наблюдая за облаками и за барашками вдали, сулящими перемену погоды. Еще не наступил вечер, а рулевой уже прощупывает взглядом берег, подыскивая место для ночной стоянки, потому что, когда стемнеет, плыть тоже можно, однако рискованно и просто опасно. После заката не различишь береговую линию, не рассмотришь издали пенных бурунов, выдающих коварные рифы. О надвигающейся буре предупреждают лишь размытые контуры темных облаков или — еще более тревожный знак — сильный береговой ветер. Обрушившись на флотилию, он погонит длинные узкие открытые суда в море, и люди будут лихорадочно вычерпывать воду. Пусть даже ветер утихнет — все равно еще неизвестно, хватит ли сил догрести обратно до берега, а и догребут — кто знает, встретят ли их приветливые и доброжелательные племена или люди враждебные и жестокие, которые обойдутся с усталыми моряками как с прибитой волнами добычей.

Следует постоянно помнить, что в бронзовом веке мореплавание было чрезвычайно рискованным делом и галеры продвигались с великой осторожностью. Они прижимались к берегу, совершая броски от стоянки к стоянке, или же использовали многочисленные острова Эгейского моря как ступеньки на пути к цели. С большой командой на борту теснота не давала толком поспать. На узкой банке не разляжешься, так что экипаж нуждался в береге, чтобы как следует отдохнуть и приготовить пищу: похоже, что заниматься этим на борту моряки избегали, то ли опасаясь поджечь корабль, то ли потому, что ограниченное пространство не позволяло варить на всю команду. Провиант состоял из зерна в кожаных мешках — его толкли на муку для выпечки хлеба — и плотно закупоренных сосудов с вином и водой; вино перед употреблением разбавляли. На каждой стоянке команда не упускала случая пополнить припасы; горе тому пастуху, чьи овцы или коровы паслись поблизости от того места, где приставали мореплаватели. Они беззастенчиво крали скот, тут же резали и съедали лучших барашков, а остальную добычу связывали и втискивали под банки.

Выйдя на веслах из залива, Улисс и его спутники оставили позади низкие холмы Трои, темные контуры которой смутно выделялись на фоне туманного массива внутреннего горного плато.

Стоя на корме у двойного рулевого весла, кормчий должен был верно рассчитать курс, учитывая критические

минуты, когда судно выходило в Дарданеллы с их мощным течением. По гребням волн ему надлежало определить, где в это утро течение сильнее, и выбрать момент, когда ставить парус и командовать гребцам, чтобы смещались к правому борту, противодействуя крену под напором северного ветра. И вот уже подхваченная течением галера стремительно выходит на просторы Эгейского моря. Ветер гонит ее вперед по темно-синей воде, волны хлестко разбиваются о тонкие доски деревянного корпуса. Флотилия покинула Троянский залив, корабли идут домой.

Впереди невысокий утес и два маленьких пляжа обозначают оконечность Херсонеса — длинной горбатой полоски суши, известной позднейшим поколениям как Галлипольский полуостров. Отсюда, окаймляя тихий Саросский залив, сперва на север, а потом на запад тянется низменный берег с приземистыми утесами и чередой холмов. Дальше, на песчаных отмелях в устье пограничной между Грецией и Турцией реки Марицы, нерестится отменная камбала. Отсюда, из области Фракии, примыкающей с севера к Эгейскому морю, прибыли многие союзники Трои. Так что не случайно флотилия Улисса направилась в эту сторону. Перед нами волчья стая, уповающая на легкую добычу в лице, например, какого-нибудь небольшого города, который неосмотрительно ослабил собственную оборону, послав своих людей на помощь защитникам Трои.

— Обрати внимание на маршрут Улисса на этом участке,— сказал я нашему боцману Теодору Троеву который присоединился к нам у греческого острова Тасос.

Мое первое знакомство с Теодором состоялось в Советской Грузии, куда он пришел на болгарской яхте, чтобы приветствовать «Арго» по случаю завершения экспедиции «Ясон». Я пригласил его участвовать в нашем плавании по следам Улисса, и вот теперь, на шестой день, зашла речь о выборе маршрута «Арго» после выхода из Трои. Первый отрезок пути, описанный в «Одиссее»,— единственный, который совершенно ясен,— вполне отвечал нраву Улисса, человека осторожного, но и не упускающего благоприятного случая. Пойдя по северному пути, он отделился от главных сил греков и обеспечил себе свободу рыскать по своему усмотрению, ни с кем не деля награбленную добычу. Но, повторю, Улисс был осмотрительный мореплаватель. Северный маршрут был не менее безопасным, чем избранный главными силами, ибо проходил вдоль берегов Эгейского моря сперва на запад, а потом на юг — до Пелопоннеса.

— С точки зрения мореплавателя,— продолжал я,— дорога на родину, которую выбрал Улисс, даже надежнее маршрута Агамемнона и Менелая.

Теодор усмехнулся.

— Про воинов, которые осели в этом районе, возвращаясь из Трои, рассказывают множество мифов и историй. Кстати, полагают, что моя собственная фамилия — Троев — указывает на связь с

1 См.: «Вокруг света», 1988, № 5.

ними. Возможно, это всего-навсего фамильная легенда...

Когда мы подошли к Тасосу, местные жители устроили прием в честь нашей команды, и, войдя в гавань на веслах, мы увидели на набережной столы, заставленные угощением. Каждому члену экипажа был вручен завернутый в кусок рыболовной сети подарок в виде набора главных сувениров острова: бутылочка анисовки, маленький глиняный сосуд, банка местного меда и бутылка знаменитого черного тасосского вина.

— После доблестного мореплавателя Ясона — как вам нравится плыть по следам коварного Улисса? — осведомился мэр Тасоса.— Будем надеяться, вы превзойдете его хитростью и вам не понадобится десять лет, чтобы добраться до родины!

Вот еще одно широко распространенное и чреватое серьезными заблуждениями неверное толкование «Одиссеи». У Гомера сказано, что Улисс девятнадцать лет не был дома в «опояшенной морем Итаке» и вернулся, когда пошел двадцатый год его отсутствия. Но если, внимательно изучая «Одиссею», суммировать все морские этапы, включая участки без географической привязки, само плавание свободно умещается в один сезон. Большую часть времени Улисс провел на суше, притом, как правило, весьма комфортабельно: семь лет с прекрасной и любвеобильной нимфой Калипсо, целый год в обществе обольстительной волшебницы Кирки. Анализируя маршрут Улисса, видишь не девятнадцать и даже не девять — после вычета десятилетней осады Трои — лет плавания, а всего несколько месяцев, каких-то десяток-пол-тора недель, проведенных собственно в море. Путешествие «Арго» отнюдь не опровергло факты, приводимые Гомером, напротив, оно подтвердило, что указанные сроки прекрасно вписываются в географию микенского мира.

Тасос был, таким же логичным портом захода для нас, каким он служил для древних мореплавателей в этой части Эгейского моря. Остров часто описывают как сплошную глыбу мрамора; круто вздымаясь над морем, он был приметным ориентиром для любой флотилии, следовавшей вдоль фракийского побережья. Мореходы бронзового века пользовались визуальным методом, указателями им служили надежные ориентиры вроде крутых мысов, высоких вершин и островов с характерными очертаниями. Могучий массив Тасоса был отменным указателем поворота на маршруте Улисса: отсюда можно править прямо на самый крупный сухопутный ориентир в северной части Эгейского моря — возвышающуюся над горизонтом гору Афон.

Когда мы в конце мая пошли от Тасоса на юг, нам благоприятствовали преобладающие северные ветры. Парус «Арго» легко увлекал галеру вперед, и могучая вершина Афона вздымалась над горизонтом сначала справа от нас, потом почти точно за кормой.

В этот день подножие Афона было окутано бурой пеленой загрязненного воздуха, и на расстоянии десяти миль очертания горы казались смазанными. Насколько же отчетливее и эффектнее,

30