Юный Натуралист 1972-04, страница 13
косулят, которые ростом уже догнали маму. Это ли не подтверждение тому, что зверям живется в Тебердинском зоопарке привольно и вольготно? Порадовала служителей зверинца и кабаниха. Сколько было радости, когда она однажды утром привела на смотровой дворик, словно специально показать хотела, трех маленьких поросят — желтых, в черную полоску, как и должно кабанятам! Трех веселых поросят так и назвали: Ниф-Ниф, Наф-Наф и Нуф-Нуф. Каждый зверь достоин рассказа. Вот волк, которого, как и положено, назвали Серым, и маленькая волчица, почему-то получившая обезьянье имя Чита. Послушали бы вы, что за концерты выделывают они в лунную ночь! От волчьего дуэта не по себе становится даже рысенку Муру. А могучий Мулат тревожно роет рогом землю. Не расскажешь обо всех. Но о Кузе обязательно надо! Есть в зоопарке огромный птичий дом. В три этажа вышиной. Его населяют степные орлы, беркуты, грифы. Кузя — черный гриф. Был он взрослым — крылья в размахе три метра, — когда попал в зверинец. И взяли его почти голыми руками. Все дело в том, что редко удается грифу поживиться добычей. Зато как выпадет удача, аппетиту птицы нет границ. Вот и Кузя, замеченный на земле лесниками, настолько отяжелел от обильной трапезы, что не помогли ему гигантские крылья — не смог гриф подняться в воздух. К клетке привык быстро, жизнь сытая, 11 ровная. Вот скучал только, что нет у него друга по крови, степных же орлов и беркутов Кузя сторонился. Скоро у Кузи появился компаньон. Несмышленый гриф-птенец залетел на Учкулане в лес, а выбраться оттуда так и не смог: негде размахнуться крыльям. Тут и подобрали его охотники. Так Кузя обрел друга. В гости н женьшеню Лучше сразу разуться и идти вверх по приречной тропе, не обходя ни густых зарослей папоротника, ни изменчивых протоков. Слева привычней шум и голубое сверканье Теберды, справа карабкаются ввысь по отвесным скалам упрямые елки. Воздух пронизан горячим солнцем, смешанным запахом растопленной смолы и ледниковой воды, бесшабашным птичьим разноголосьем. Подвернется под ногой шаткий надводный камень, оступишься в воду — и словно ледяным чулком сдавит щиколотку. Заглядишься под ноги — щекотно проведет по лицу папоротник своей мягкой зеленой пикой. Папоротники здесь на удивление — и от солнца и от дождя спрячут. Горы отступают вправо, река отходит влево — впереди зеленая поляна. По загону разбрелись стреноженные кони лесных объездчиков. За раскидистыми кустами орешника зачернела лесничья сторожка. Судя по объяснениям провожатых, недалеко осталось и до женьшеньего питомника. Легендарный, прославленный корень. Вожделенная мечта лесных кладоискателец. Не отыщешь растения, равного женьшеню по таинственности и недоброй славе. Чудодейственный корень жизни! Сколько человеческих жизней унес ты!.. Сколько крови пролито из-за тебя... Заливистый собачий лай обрывает недобрые мысли о зловредном корешке. Из-за калитки вопросительно смотрит женщина — хранительница питомника. Смущенно натягиваю кеды и подаю ей записку от директора. — Проходите! — Едва глянув в записку из двух строк, женщина распахивает калитку. — Тихо, Бутуз! Тихо! Так вот он какой, знаменитый питомник, где уже двадцать лет ведутся опыты по выращиванию женьшеня! Едва ли удалось мне скрыть разочарование. Все как везде. Грядки, грядки, грядки... Одни присыпаны палым прошлогодним листом, другие прикрыты застекленными рамами. Непривычен лишь зеленый полусвет; питомник как бы врос во взрослый лес. — Женьшень не выносит прямого солнечного света. Очень нежен. — Да, да, — вспоминаю я рассказы 2* |
