Юный Натуралист 1972-04, страница 51

50

долго: минут через пять чириканье стихло, разлетелись проворные воробьи.

Скворцы, видимо, нашли все удобства в моем скворечнике: не видно было, чтобы они таскали туда что-либо для гнезда. Об этом заранее я позаботился: дно скворечника обильно застелил сухой паклей.

Я любил слушать пение скворца; наблюдал, как он, сидя на ветке, щелкал, трещал и посвистывал.

В середине июня у скворечника началось большое оживление: вывелись птенцы, и скворцы-родители по очереди подлетали с кормом в клюве, садились на крылечко у летка и кормили своих малышей. Так продолжалось довольно долго, недели две. Но однажды я заметил, что скворцы уже покинули скворечник. «До будущей весны, друзья мои!» — подумал я.

Наступила новая весна. Скворцы давно уже прилетели. Но странно: в моем скворечнике еще не поселились. Я терпеливо ждал, видел однажды, как подлетел один к летку и мгновенно отпрянул. Прошла еще неделя, и я с грустью заметил, что даже проворные воробьи не прельщаются моим скворечником.

В конце лета я решил, наконец, выяснить, почему мой скворечник стал пугалом для птиц.

Когда его вскрыл, ужаснулся: три мертвых скворца, уже иссохших, лежали на дне. Но почему они погибли? Я стал осторожно поднимать одного с распростертыми крыльями, но его что-то удерживало за лапки. Нагнувшись, я увидел, что лапки скворца запутались в пакле. Сердце мое содрогнулось: я погубил птенцов своей поистине медвежьей услугой.

А. МИНКИН

СНЕЖНЫЙ ПОДОРОЖНИК

Сейчас, когда пришла весна, по утрам раздается веселое чириканье воробьев. И мне вспомнилась другая весна и другая звонкая птичья песня.

Это было на далеком Севере, на побережье Ледовитого океана, где нам однажды пришлось ее встречать.

Еще кругом лежали снега, лишь кое-где виднелись редкие проталинки, временами мела пурга, и пока не чувствовалось дыханья южного ветра. Как вдруг однажды в нашу избушку взбалмошно влетел Миша — метеоролог:

— Пуночки, пуночки прилетели!

Мы все вывалились на улицу.

Действительно, в небе, почти не порхая и описывая большие круги, летали маленькие, чуть побольше воробьев, птички, и оттуда неслось звенящее и веселое «цир-р-р-фит!», «цир-р-фит!». На душе сразу стало легко и радостно: да, действительно, весна пришла!

Пуночки (или, как их еще называют, снежные подорожники, снегурочки) — первые вестники ее. Они первыми прилетают в родные края и не боятся проказ уходящей зимы. Даже в самую суровую стужу, терпя нужду и лишения, не теряют своей бодрости, точно знают, что это ненадолго, что следом за ними идет сама весна!

Мы долго не отрываясь наблюдали за пуночками. Не переставая звонко посвистывать, они опустились почти до самой земли, и вдруг начали играть... в чехарду! Да, да, иначе не назовешь эти их подлеты и перескоки. Передние, достигшие проталинки, опустились у ее края, а задние перелетели через них и тоже сели. Тогда те, что опустились первыми, перелетели через этих; и это повторялось до тех пор, пока не кончилась проталина. И все это со звенящим «цир-р-р, цир-р-р-р!». Ну чем не чехарда, в которую так любят играть дети?!

В апреле пуночки разбились на пары. Мы знали, что гнездятся они обычно в расщелинах скал или под камнями, но наш неугомонный Миша снова принес неожиданную весть: одна пара свила гнездо на старом полусгнившем • баркасе, бог знает с каких пор лежащем на высоком берегу и довольно далеко от нашей стоянки. Конечно, мы все отправились смотреть. Гнездо снаружи было сделано из стебельков травы и мха, а внутри заботливо выстлано перьями и пухом. Внутри лежало пять яиц светло-голубого цвета, по которым были разбросаны темно-ржавые пятна, точки и полоски.