Юный Натуралист 1975-02, страница 52

51

А МЕДВЕДИ-ТО ТРУСОВАТЫ

Трудно, почти невозможно найти охотника-промышленника, который не был бы в той или иной мере суеверен или не имел своих причуд. Происходит это, вероятно, потому, что за долгие годы скитаний по лесам такие люди подмечают многие явления природы, запоминают одинаковые случайности в одной и той же местности или связанные с одним и тем же зверем. Сопоставляя свои наблюдения и не имея достаточных знаний для их объяснения, охотник приписывает им таинственность, загадочность и сам заражает себя суеверием, На этой почве возникают всевозможные небылицы. Особенно много их сложено о медведях.

В большинстве случаев этот крупный и сильный зверь представляется необычайно свирепым и опасным. Когда-то я тоже верил в это, но позже на многих примерах убедился, что это совсем не так.

Однажды большая компания опытных зверовиков коротала длинную осеннюю ночь у костра. После ужина и бурного обсуждения плана предстоящей охоты незаметно перешли к рассказам на охотничьи темы. За ночь было поведано много различных историй, в том числе и о медведях.

Несколько наиболее интересных случаев из практики опытных медвежатников я записал с незначительными изменениями и сокращениями.

— Медведей я не боялся смолоду, — начал один из охотников. — А все потому, что еще отец учил: медведь человека боится. Стоит при внезапной встрече на него в упор посмотреть да погромче крикнуть, а то еще и сделать несколько шагов навстречу, будто для нападения, как он оробеет и убежит. Зверь он сильный, но трусливый, через это часто и попадает в разные истории.

Помню, ловили мы как-то по первому льду рыбу. Поймали порядочно, сложили в кучу, еловым лапником прикрыли и ушли в зимовье. К вечеру поехал я с двумя парнями за уловом на подводе. Смотрим — куча разворочена, кругом рыба валяется, и вокруг следищи такие, будто кто в лаптях разгуливал. Ясное дело, чья работа. Взял я свою фроловку 20-го калибра, заложил круглую пулю и пошел по следу. Ребята пытались удерживать: «Куда суешься? Запросто наломает тебе холку!» Я все-таки пошел.

Метров через триста заметил медведя: он сидел на опушке густого ельника, откуда ему хорошо было видно рыбную кучу, положил передние лапы на колоду и наблю

дал за нами. Убедившись, что человек идет прямо к нему, медведь не допустил меня на сотню метров и дал стрекача.

— А у нас еще смешнее случай был, — вмешался в разговор рослый Урванцев, про которого рассказывали, будто он голыми руками задушил рысь. — Третьего года шли мы с батей на рассвете овсы колхозные смотреть. По дороге поцапались и шли молчком. Роса смочила и без того мягкую травку, наши легкие шаги были почти бесшумными.

Так и подошли незамеченными к овсяному клину, в котором лакомился Михаил Иванович. Только вышли из-за поворота, а он тут и лежит, овес сосет. Настолько увлекся, что не заметил нас. Были мы безоружны, а отец возьми да и крикни: «Ах, такой-сякой, немазаный, сухой!..»

Большущий бурый медведь испуганно ухнул, ошалело вскочил и бросился наутек. Живот его не выдержал. Слабоваты медведи на желудок в таких случаях. Отец понимающе посмотрел на след, легонько присвистнул и добавил: «Эдак-то он изведется скоро». И действительно, пройдя с версту по следу, мы нашли издыхающего хозяина тайги... Отсюда и выражение «медвежья болезнь».

— Да что там крик! — послышалось из-за моей спины. — Вон зимой с Демьяны-чем похлеще было.

Ходил он белковать со своим старым ружьем. Его Нормик куда-то угнался за зайчишкой. День клонился к концу, белки не было. Идет эдак охотничек на лыжах по склону горки не спеша, вдруг чуть не перед самым носом вздыбился медведище! Уж не помню точно, то ли на шатуна наткнулся, либо на берлогу нечаянно налез, только встретился с Топтыгиным в упор. Демьяныч не растерялся, сорвал с плеча свое допотопное оружие и ба-бах в голову зверя!

Впрочем, ба-бах-то как раз и не получилось. Вместо этого послышался лишь легкий щелчок бойка: осечка! Но этот слабый звук показался медведю настолько странным, что он в недоумении остановился и даже вроде наклонил немного голову, постоял в замешательстве, затем трусцой пустился наутек. Только потом охотник вспомнил, что в стволе был патрон с мелкой дробью...

— Ну что же, разрешите и мне поде-