Юный Натуралист 1978-12, страница 7

5

ние дни: бесконечный речной простор, высокие лесистые берега да воздух, настоянный на хвое; ленивое утреннее солнце скользит по могучим стволам, вцепившимся в берега, приятно урчит мотор, ветер лижет лицо, и нет необходимости подгонять себя, планировать, рассчитывать — словом, спешить некуда, и ты поневоле проникаешься безвременьем, растворяешься в нем, пытаешься растянуть его, как блаженство, и запомнить до единого мгновения... Правда, до тех пор, пока скучающий у руля Юра Лызлов не сообщит тебе очередную новость:

— Налево по борту... видите?., деревня Волосница. Мамин-Сибиряк описал ее в рассказе «Зимовье на Студеной»... За поворотом будет поселок Речной. Между прочим, там работала экспедиция Гидропроекта, искала один из возможных вариантов по переброске стока Печоры в Волжско-Кам-ский бассейн... А в этой избушке, — и он протянул руку в сторону густых зарослей, заслонивших лесное жилье, — мы остановимся на обратном пути.

Мы уносились все дальше и дальше, за матерые леса, за рыжие каменистые кручи, и голубела вода под нами, и стеклянно вздувались волны, и в каждой трепетал холодный синий огонь... Но вот дунул ветер, погнал по реке волны. Мигом спряталось солнце, и Печора потемнела, взбугрилась.

— Это север свой нрав выказывает, — весело отозвался мой спутник, сбавляя обороты у мотора. — У нас здесь всегда так: если солнце объявится — готовься к дождю, а если дождь с ветром ударит — это уже похуже. А вообще-то ветры разные у нас живут. Вот, к примеру, западный. Он летом как ледяной, а к ночи непременно стихнет. Иной раз и дождя накапает, и снегу принесет, и реку взбаламутит, но сегодня он спокойный. Бояться нечего.

Как бы сплетенный из одних сухожилий, с выгоревшими от солнца бровями, Лызлов правил лодкой, искусно обходя мели и перекаты, и не мигая смотрел вперед. Вдруг какой-нибудь топляк откроется по горизонту, или вынырнет коряга, или донное течение прижмет лодку к берегу? Все может случиться в рейсе.

Тем временем исчез ветер, котопый еще недавно гнал волны в нашу сторону. У горизонта, в грязном войлоке облаков, открылась голубая прорезь, хлынули потоки света. Солнечные лучи прошлись по верхушкам елей и увязли в мглистой чаще, в зарослях ивняка началась веселая птичья потеха.

Юра. по-хозяйски использовал перемену погоды: «Благодать-то какая! Самое время порыбачить!» — и стал разматывать катушки с леской, проверять крючки. Неподалеку, соскучившись по солнцу, играли

хариусы, оставляя на воде бесчисленные круги.

К перекату подошли бесшумно, заранее выключив «Вихрь». Лызлов сбросил в воду привязанную за трос чугунную булыгу, и мы прочно встали на якорь.

— Умеете пользоваться? — он протянул мне одну из лесок. Я глянул на светло-оранжевые волоски, искусно скрывающие крючок-тройник: так это же петушиные перья!.. Однажды, собираясь на ночную рыбалку — дело было на другой северной реке, Мезени, — мы всем скопом ловили роскошного соседского петуха и, поймав, выстригли у него огненно-рыжий пук с верхней части ног. Тот, конечно, сопротивлялся, отчаянно долбил нас клювом, стараясь метить в лицо, но мы все же успели отхватить ножницами его перья и наделали из них полдюжины мушек. Такие мушки — самая лакомая приманка для хариуса.

Вот и сейчас, едва я закинул леску, она натянулась тугой струной, больно резанула пальцы. Наверное, зацепилась за камень, подумал я, и потянул ее обратно. Но на перекате что-то булькнуло, хлопнуло, и из бегущей струи, как пробка из бутылки, вылетело серебряное рыбье тело. Я положил хариуса в лужицу воды, что накопилась на дне лодки, и прикрыл брезентом.

Второй, третий и прочие хариусы, которых я вытянул следом, показались мне точной копией первого, точно их штамповали на дне. А когда взвесил улов на руках, понял, что ухой мы обеспечены: каждый тянул граммов на триста, а то и больше.

Юра порадовался за меня. Он родился и вырос на Печоре, исходил ее вверх и вниз, знает все потаенные рыбные места и привычки речных обитателей, но и он не мог припомнить случая, чтобы новичку так чудовищно везло.

Через полчаса с рыбалкой было покончено. Лызлов рванул шнур, резко, с надрывом заработал мотор, и наша лодка медленно тронулась с места. Раскидывая на сторону хлопья пены, она вначале лавировала среди мелей, оставляя взбаламученную дорожку, а когда вышла на фарватер, понеслась со всей резвостью отпущенных ей двадцати лошадиных сил.

— За Уньей уху сварим, — сказал Юра. — Там хорошая избушка есть...

Не сбавляя ходу, мы проскочили несколько деревень, миновали развилку, где Печора встречается с Уньей, и вошли в зону угрюмых трущобных лесов. Мелкая зыбь вытягивала отражения Нависших над рекой матерых елей, оголенную графику пней и коряг. То и дело на пути попадались белые, черные, розовые скалы, оплетенные разноцветными мхами и лишайниками. В зыбком мареве дрожали у горизонта профили да