Костёр 1967-10, страница 14

Тогда, схватив ее под мышки (Их тоже сорок, боже мой!), Жуки, несносные мальчишки, Беднягу отвели домой. С тех пор сидит она в квартире И шепчет:

— Дважды два — четыре!

Пять минус восемь — двадцать два!

(Ах, как кружится голова!)

Одиннадцать плюс девять — семь... —

Не ходит бедная совсем.

Все плачет, плачет день и ночь...

А ты не смог бы ей помочь?

— Все, — сказал дядя. — Надеюсь, ты понял, что надо забыть и что такое притча?

— Понял, — кивнул я. — Надо забыть правила, которым ты меня учил... но зачем ты тогда учил?

— Чтобы ты их знал, но они были бы у тебя в подсознании! Ведь ты же когда-то учился ходить, а сейчас ходишь просто, не думая об

Зтом! Также надо и рыбу ловить. И все надо так делать! — крикнул дядя. — Все на свете! Сначала надо упорно учиться, а потом все забыть— и тогда станешь мастером! В любом деле! — Он опять затянулся из трубки.

— А ты вел себя сегодня, как та глупая Сороконожка!—добавил он.

— А ты Скарабей! — крикнул я, тоже вскочив и кинувшись на дядю. — Скарабей! Скарабей!

И Чанг вдруг тоже вскочил и залаял, весело и звонко, но кинулся он не на меня и не на дядю — а в воду!

Я оглянулся: с того берега, ловко балансируя на камнях, приближался к середине реки высокий человек...

— Веди себя прилично,—'сказал дядя.— К нам идут!

— Как «идут»?

— Сейчас увидишь «как», — ехидно сказал дядя, а сам, не отрываясь, смотрел на человека...

ЧЕЛОВЕК НА БРЕВНЕ

Я тоже стал смотреть на человека. И Чанг — он стоял в воде и тоже смотрел, повизгивая. Мне это показалось странным — что Чанг повизгивает.

Человек дошел по камням почти до самой середины реки. На мгновение он остановился и помахал нам рукой, что-то крикнув. Но его, конечно, не было слышно. Даже странно было смотреть, как он открывает рот и кричит, а звука нет. Только шум реки. Как во сне.

И человек был как во сне, потому что он вел себя очень странно. В руках у него была ровная тонкая палка. Опираясь на нее, он встал на последний камень. Дальше камней не было. Дальше была вода, но какая! — дальше было какое-то водяное столпотворение, мощный поток, метров сорок в ширину, и вода в нем неслась с бешеной скоростью. Очевидно, поток был очень глубокий, потому что вода в нем была темно-синяя, и камней не было видно, только ниже по течению из воды торчал огромный каменный лоб, вокруг которого бушевали волны и хлопьями летела пена по ветру. Ниже был порог, а еще ниже — плес.

Самое же странное — что у человека был действительно такой вид, как будто он собирается к нам. «Неужели он поплывет?» — подумал я с удивлением, потому что человек был в одежде. Правда, босой — грязные брюки были закатаны до колен. Еще на человеке была неопределенного цвета куртка и бесформенная кепка на голове. Накомарника у него не было. Сбоку на веревочке болтался хол

щовый мешочек. Вся одежда была какая-то бесформенная, но сидела она на нем удивительно ладно, потому что он был высокий, богатырского сложения, с широкими плечами, маленькой головой и длинными ногами.

— Что он, по воде, что ли, пойдет? — спросил я.

— Как Христос! — рассмеялся дядя.

— А Христос ходил по воде?

— Молчи и смотри! — глухо крикнул дядя, держа трубку в зубах. — Больше не увидишь!

«Кого больше не увидишь?» — подумал я. Мне стало страшно. Но дядя был спокоен. Он только очень внимательно смотрел на реку, изредка попыхивая трубкой, и тогда ветер вырывал из нее клубы дыма и красные искры, которые мгновенно таяли.

Я снова взглянул на человека и увидел, что он опустился на корточки и что-то делает в воде руками. Там лежало бревно! В реке поперек течения лежало длинное бревно, прибитое мощным течением к камням, и человек что-то делал с ним.

Тоненький комарик, звеня, сел мне на нос, но я машинально смахнул его, продолжая смотреть.

Человек приподнял толстый комель бревна и с трудом вкатил его на камень. Теперь бревно своим толстым концом лежало на камне, а другой, тонкий, конец уходил в воду, и там его все еще прижимало течением к другим камням, тянувшимся цепочкой к противоположному берегу, откуда пришел человек.

12