Костёр 1969-10, страница 61
От бараньего сала, от лоснящихся жен что-то в нем угасало это чувствовал он. И со взглядом потухшим хан сидел, одинок, на сафьянных подушках, сжавшись, будто хорек. Хан сопел, исступленной скукотою томясь, и бродяжку с торбенкой ввел угодник толмач. В горсть набравши урюка, колыхнув животом, «Кто такой?» — хан угрюмо ткнул в бродяжку перстом. Тот вздохнул («Божья матерь, то Батый, то князья...»): «Дел игрушечных мастер Ванька Сидоров я». Из холстин дыроватых в той торбенке своей стал вынать деревянных медведей и курей. И в руках баловался потешатель сердец — с шебутной балалайкой скоморох-дергунен. Но, в игрушки вникая, умудренный, как змий, на матрешек вниманье обратил хан Батый. И с тоской первобытной хан подумал в тот миг, скольких здесь перебил он, а постичь — не постиг. В мужиках скоморошных, простоватых на вид, как матрешка в матрешке, гайна в тайне сидит... Озираясь трусливо, буркнул хан толмачу: «Все игрушки тоскливы. Посмешнее хочу. Пусть он, рваная нечисть, этой ночью не спит и особое нечто для меня сочинит...» Ха н добавил, икнувши: «Перстень дам и коня, но чтоб эта игрушка просветлила меня!» Думал Ванька про волю, про судьбу про свою и кивнул головою: «Сочиню. Просветлю». Шмыгал носом он грустно, но явился в свой срок: «Сочинил я игрушку. Ванькой-встанькой нарек». На кошме не кичливо встал простецкий, не злой, но дразняще качливый мужичок удалой. Хан прижал его пальцем и ладонью помог. Ванька-встанька попался. Ванька-встанька — прилег. Хан свой палец отдернул, но силен, хоть и мал, ванька-встанька задорно снова на ноги встал. Хан игрушку с размаха вмял в кошму сапогом и, знобедя от страха •заклинал шепотком, хан сапог отодвинул, но, держась за бока, ванька-встанька вдруг вынырнул из-под носка! Хан попятился грузно, Русь и русских кляня: «Да, уж эта игрушка просветлила меня...» Хана страхом шатало, и велел он скорей от шайтана мастер от Руси повернуть всех коней. И, теперь уж отмаясь, положенный вповал, Ванька Сидоров у дороги лежал. Он лежал, отсыпался руки белые врозь. Василек между пальцев натрудившихся рос. А в пылище прогорклой, так же мал, да удал, с головенкою гордой ванька-встанька стоял. Из -под стольких кибиток, из-под стольких копыт он вставал неубитый — mf только временно сбит. Опустились туманы на лугах заливных, и ушли басурманы, будто не было их. Ну, а ванька остался как остался народ, и душа ваньки-встаньки в каждом русском живет. Мы — народ ванек-встанек, Нас не бог уберег. Нас давили, пластали столько разных сапог! Они знали: мы — ваньки, нас хотели покласть, а о том, что мы встаньки, забывали, платясь. Мы — народ ванек-встанек. Мы встаем — так всерьез. Мы от бед не устанем, не поляжем от слез. И смеется не вмятый, не затоптанный в грязь мужичок хитроватый, чуть пока-чи-ва-ясь. |
