Костёр 1972-05, страница 31

1

я схватил его одной рукой за спину, а другую упер ему в подбородок. Санька засопел и стал красным... Я сделал отчаянный рывок — и Санька растянулся на земле! Я сел на него, отдуваясь, прижимая его плечи к земле:

— Сдаешься? — спросил я.

— Сдаюсь... пусти! — прохрипел Санька.

Я выпустил его, и мы сели рядом на траву. Санька смотрел на меня серьезно, в его глазах появилось уважение.

— Здорово ты! — сказал он. — Я и не думал, что ты такой сильный!

— Какой я сильный! — сказал я скромно.

А про себя я сам удивился, что я такой сильный. Никогда бы не подумал, что могу его свалить! И — главное! — это видела Гизи. Она и Петя подошли к нам и тоже сели на траву. Я сидел гордый.

— А она, значит, немка? — кивнул Санька на Гизи.

— Немка, — подтвердил я. — Она из Германии приехала... Ее отец там Революцию делает! Скоро я тоже поеду в Германию! — все это я выпалил ему одним духом. Я почувствовал, что Санька совсем покорен.

— А как ее зовут? — спросил он.

— Гизи, — сказал я; я подумал, что он засмеется. Но он не засмеялся.

— Мы раков ловили, — сказал я. — Вон они, в траве...

Санька встал и взял раков.

— Подходящие, — сказал он. — Я вам еще больше могу наловить. Сетку надо... и лягушку ободрать. На лягушку лучше пойдет...

— Я знаю, — сказал я.

— А цветов я могу ей знаешь сколько нарвать?! Я могу ей васильков нарвать! Я знаю, где видимо-невидимо васильков! Во ржи...

— Да я тоже знаю, — начал было я, но Санька перебил меня нетерпеливо:

— Ты переведи ей про васильки! — сказал он. — И айдате! Если она захочет.

— Ег fragt, ob du Kornblumen pflticken willst.

— O, ja, — сказала Гизи. — Das will ich genau!

— Хочет! — сказал я.

— Тогда пошли! — обрадовался Санька. — Там их видимо-невидимо! Страсть! Она такого сроду не видала! — затараторил он взахлеб.

И мы побежали за васильками, сразу перейдя в галоп: впереди Санька, за ним я, за мной Гизи, а сзади неуклюже семенил Петя, придерживая рукой свои огромные черные штаны...

Пионерский слет

Когда мы приехали в Москву, дни завертелись еще быстрей. Это тоже была карусель, яркая и пестрая, но совсем другая. Там, на даче, она была нежной и плавной, а здесь дни завертелись в каком-то сумасшедшем колесе!

Когда мы вернулись, меня поразила Москва: весь город был украшен флагами, плакатами и лозунгами. Они висели на каждом доме, на фонарных столбах, были перетянуты на веревках через главные улицы. Всюду было написано: «Привет участникам 1-го Всесоюзного слета пионеров!» Москва была полна пионеров, как воробьев! Столько пионеров я в жизни не видел! Еще бы — их съехались в Москву тысячи! Пионеры прибывали и прибывали, и прибывали — со всех вокзалов и со всех дорог! Со всего мира прибывали пионеры! Из Германии, Америки, Англии!

Мы с мамой много ходили в те дни по Москве, у нас было много дел, которые надо было закончить перед отъездом в Берлин! Мы носились по городу как угорелые. Мы бегали по учреждениям, по магазинам и всюду встречали пионеров.

Как нарочно, стояли теплые солнечные дни. Пионеры ходили легко одетыми, в своей пионерской форме: белая рубашка, синие штаны или юбка до колен и красный галстук. Пионеры ходили строем, с барабанами, горнами и знаменами. И просто так — стайками по нескольку человек. И все смотрели только на них. И говорили в Москве только о пионерах.

Вся Москва была полна смеха, барабанной дроби, трубных голосов и песен. Движение на перекрестках то и дело останавливалось, замирали на месте извозчики, ломовики, трамваи, пешеходы—всюду шли, и шли, и шли пионеры! Шли пионеры белые, шли смуглые, шли коричневые, шли совершенно черные пионеры! Это были негры! Я раньше никогда не видал негров, только на картинках, а тут шли живые негры! Они меня поразили! Они были такие черные-черные, только зубы у них сверкали белизной и уголки глаз! Это было удивительно! Но больше всего было наших пионеров, советских. Это были пионеры самых разных национальностей: русские, узбеки, татары, якуты, ненцы, грузины, туркмены, армяне — каких только не было национальностей! Это был настоящий живой интернационал!

В Москве происходили разные интересные встречи прямо на улице. В толпе слышалась и немецкая, и фран