Костёр 1972-05, страница 28

г

говаривают оттуда по радиотелефону, и к которым в гости съездить не так уж и долго — ну, несколько часов в один конец — этот Северный полюс был в моем детстве неприступен. Он был белым пятном! Сейчас он давно не белое пятно (хотя и остался белым, потому что на нем снег и лед). Да что там Северный полюс! Что там Земля, когда даже Луна перестала быть белым пятном. На Луне давно люди ходят, даже машины-автоматы, луноход, например, и лететь до этой Луны всего несколько дней! Вот каким маленьким стал наш мир! Не только земной, а и космический тоже.

Сейчас, чтобы поехать на дачу моего детства, то есть в деревню за Москва-рекой, на высоком берегу, вы должны сесть в электричку или в автомобиль — и через час вы на месте. А в моем детстве вы садились в телегу и ехали с четырех утра до позднего вечера. Вы брали с собой чемодан или узел продуктов, чтобы по дороге завтракать, обедать, а то и ужинать. Но я не скажу вам, что дорога была скучной. Нет! В том-то и дело, что она была вовсе не скучной. Вот, посудите сами...

Мы тряслись в телеге, устланной сеном, посреди чемоданов и узлов: я, Гизи, моя мама, Гизина мама и Ваня — он правил лошадью. Серая в яблоках лошадь, по кличке Мальчик, неторопливо трусила впереди телеги в оглоблях, под высокой расписной дугой.

Москва давно уже осталась позади. Вокруг были поля, луга и перелески. Было раннее-раннее утро. Яркое желтое солнце медленно сопровождало нас низко над землей. Солнце было нежарким, небо чистым, ветер еще не появлялся, как часто бывает в такие вот утра. Мы с Гизи сидим впереди, рядом с Ваней. Мы смотрим вперед, как медленно разворачивается впереди земля, отходя в стороны, а в середине виляет по холмам ухабистая дорога.

Впереди все слилось в один зеленовато-голубой фон, туманный и нежный, как акварельный рисунок, где все очертания смазаны кистью. Но вот вы приближаетесь, голубая полоска в стороне от дороги становится полем льна с желто-голубыми кустиками, они шевелятся, потому что проснулся ветер и дует на них, а островерхие шапки великанов за полем оказываются просто стогами сена на лугу. А пестрые пятна — коровье стадо. Коровы смотрят на нас и жуют, пока мы проезжаем...

Гизи поражают эти просторы, эти бескрайние поля и леса, эти ручьи и овраги! Этот горизонт! Это огромное небо! Я чувствую себя хозяином всего этого, и немножко воображаю. Это ведь все мое, это моя родина. И Ванина родина, и мамина. А для Гизи это чужая незнакомая страна.

— Я сейчас буду править лошадью! Jetzt werde ich das Pferd lenken, — говорю я важно.

— Kannst du denn das? — спрашивает Гизи.

Могу ли я!—спрашивает она. Конечно, могу! Я — да не могу! Это же моя родина, я тут все могу!

Ваня дает мне вожжи. Он дает их мне просто так, как будто я всю жизнь только и делал, что правил лошадьми. Молодец Ваня! Он меня понимает. Он подмигивает мне, кивая на Гизи:

— Вези невесту! — говорит он, улыбаясь. — А я часочек вздремну...

Ваня ложится позади нас в сено, подстелив фуфайку под голову. И сразу засыпает от бесконечного потряхивания телеги. А я держу вожжи, и сердце у меня замирает от гордости.

— Но! Но! — говорю я. — Балуй, нечистый дух!

Я стараюсь говорить басом.

Когда мы добрались до Москва-реки — до последней преграды перед Ваниной деревней — солнце наконец обогнало нас, скрывшись за горизонтом, и на смену вышла луна, посеребрив потемневший вокруг мир. Тут дорога спустилась на пляж. Мы слезли с телеги, потому что Мальчику стало трудно ее тащить по песку, и пошли сзади, увязая в холодном песке ногами. Ваня шел рядом с Мальчиком, понукая его, и оба они почти растворились в густом синем воздухе ночи. За рекой тявкали и заливались лаем собаки, колеса шипели в песке, еле слышно журчала впереди вода, струясь через перекат. Река мне показалась бездонной пропастью, черной, как деготь. Только в одном месте, куда Ваня направлял Мальчика, тянулась по воде серебряная лунная дорожка. По этой дорожке мы и поехали, взгромоздившись опять на телегу. Шумела вода, сверкали брызги; в стороне — внизу и вверху — поблескивали в черноте звезды; я смотрел на них и клевал носом, так мне хотелось спать; и вот я уже спал, все еще продолжая видеть вокруг себя эти редкие звезды, потом я вдруг ощутил тепло маминых рук и тишину... Так я приехал на дачу: спящий, в окружении звезд, на руках у мамы...

Горизонт в чистом поле

Как только мы приехали на дачу — утром, на другой день, — мы сразу побежали с Гизи смотреть туман на реке.

Пока мы бежали к реке, все вокруг было белым-бело, вся деревня плыла в тумане, в белом молоке висели крыши, окна, заборы, колодезный журавль, скамейка возле плетня — все это плавало вокруг нас, пока мы бежали, и солнце бежало вместе с нами; из тумана вынырнула река, кусочек реки с обрывистым берегом, и