Костёр 1972-07, страница 5

иду прямо через лес. С велосипедом это не очень удобно, зато короче — напрямик выходишь к излучине реки, на высоком берегу которой и стоит «Ледина дача».

Весь этот путь занимает около двух часов, в то время как есть другая дорога — на час короче, — но та дорога пыльная, гремящая грузовиками мимо огромных пионерлагерей и домов отдыха, напоминающих город своими высокими кирпичными корпусами и торчащими там и сям среди леса красными подъемными кранами.

Когда искали место для турбазы, а потом и ставили ее, здесь ничего еще не было вокруг— ни зеленых заборов по три километра длиной, ни купален на мощных металлических понтонах, ни дымящихся на опушках леса свалок.

...И вот я стою на краю поляны и с чувством тихой, благодарной радости созерцаю «Ледину дачу», которая в целости и сохранности лежит передо мною, защищенная от северного ветра пушистым, в маленьких елочках холмом. Я подмечаю серебристые заплаты руберойда на крыше столовой, турник и кольца, которых раньше не было; подмечаю маленькие красные плавки, брошенные на упругое полотно палатки. Так и кажется, что сейчас отодвинется полог и чуткий нос Леди задрожит, задергается весь от знакомых запахов — железа моего велосипеда, резины моих сапог, колбасы в моем рюкзаке. Но нет. Вижу и слышу я — слышу в первую очередь — совсем другое.

— ...я лунатик, ты лунатик, я твой брат, а ты мой братик... Братики-лунатики, лунатики-братики, гоп-ля-ля, тру-ля-ля, очень волосатая здесь земля... Братик-лунатик, ты где?.. Я здесь!.. Трам-там-там... Тру-лю-лю... Чух-чух-чух!.. Чап-чап...

Все это бормочется, шипится, выкрикивается откуда-то из травы, совсем рядом со мной. И тотчас я вижу ноги, мальчишеские ноги в кедах с красными подошвами — настоящие обезьяньи ступни... Ноги мерно покачиваются, загорелые, покрытые белесыми следами старых царапин. Мальчишка лежит на животе и не подозревает о моем присутствии.

Осторожно прислоняю велосипед к сосне, делаю несколько шагов... Лохматая черная голова, раскаленные уши, с которых уже слезла кожа — и новая наросла, плечи и спина того изумительного, бархатисто-лилового тона, которым солнце одаривает только смуглых...

Ложбинка вдоль спины влажно блестящая. До рыжины выцветшие клочья волос на макушке... А носом он, по-моему, землю роет. И вое бормочет, бормочет...

— ...ты ползи-ползи поскорей, ты ползи-пол-зи, муравей... Это ужасно важно, важно-пере-важно... Ты меня подведешь, если не поползешь! Вы-зы-зы-зы-ваю! Вы-зы-зы-зы-ваю! Чиу-чиу-чиу-чу! И-ча-ча! И-ча-ча! Зиу-зиу-зиу-зи!..

Я окончательно заинтригован. Еще шаг — и шаг неосторожный — моя голова отбрасы -вает тень на траву. С быстротой мухи он поворачивается. Молниеносно — с головы до ног — окидывает меня, оценивает, что-то там за карими своими прищуренными, узкими и чуть окошенными глазами про меня решает. И говорит, лежа на локтях:

— Группу привели, да?

— Нет, я один.

— Рыбачить? На ночь?

— Как повезет...

— Повезет! А вы не рыбачили здесь?

— Рыбачил. Я часто бывал тут. Друзья мои здесь жили.

— На «Л единой даче»? Да? И Леди знаете? Да? Ай да ну-ну! А в какой палатке жили? В этой? В той?.. Жерлицы ставить будете? Да? Ай да ну-ну!

С этим странным восклицанием он вскакивает и в зеленых своих пятнистых шортах начинает прыгать около меня, прищелкивая языком, весело оглядывая мои снасти, трогая удочки...

— Вот лесочка так лесочка! Ай да ну-ну!

— Как тебя звать, ай да ну-ну?

— Виталий. Талькой все зовут. А вас?

Я назвался и тут же спросил — любопытство меня одолевало:

— Чего это ты бормотал там?

Он прикрыл один глаз, хитро улыбнулся, прикрыл другой, сожмурился весь и сказал:

— Да так, ерунда.

— А все-таки?

— Изучал муравьиный язык по методу проб и ошибок.

— Как это — проб и ошибок?

— Ну, что в голову придет. Звуки всякие. А вдруг случайно получится муравьиное словечко! И соломину держу — если какой-нибудь муравей полезет вверх — значит, понял. А что?..