Костёр 1972-08, страница 17

варежки с двумя пальцами, чтоб удобнее было стрелять из винтовки.

Это были интересные вечера. Затаившись, я лежал на печке и слушал неторопливые разговоры взрослых. Говорили они о колхозных делах, о своих житейских заботах, а чаще всего — о войне.

Где-то рядом, за кирпичной кладкой дымохода, живым плачем заходился ветер. Лампа светила желто, и от большого фикуса на белую стену падала причудливая тень. Однажды, думая приятно удивить бабушку, я принялся тайком обводить эту тень химическим карандашом. Тень от моей собственной руки сбивала меня с толку, и, увидев потом все нарисованное, я сильно разочаровался.

Мне крепко попало от бабушки, а стену пришлось белить заново.

В один из таких вечеров бабушка сказала:

— Пишет — прошусь в танкисты.

— Механик, куда ж ему, как не в танкисты, — рассудительно отозвалась сухонькая Максимовна, у которой маленькая головка постоянно тряслась от какой-то болезни. — Кто от трактора пошел — все в танкисты.

Несколько дней после этого я ходил обуянный гордостью. В моих уличных разговорах дядя Леша уже был танкистом. Он носил черный ребристый шлем, а его танк с разгону врезался в немецкие окопы.

Мальчишки завидовали мне, но не все. Например, Мишка Курганов так возразил на мое хвастовство:

— Танкистов сколько? — сказал он. — Полный фронт. А наш Виктор погиб храброй смертью, в письме написано.

Против этого невозможно было возразить. Мишкин брат погиб прошлой осенью, об этом знало все село.

— Ну и что, — сказал я, не желая сдаваться. — Дядя Леша тоже может погибнуть.

А вскоре дядя Леша и вправду стал танкистом. Прочитав об этом в письме, бабушка стала печальной и хмурой. Она сказала не то осуждающе, не то одобрительно:

— Таки-добился своего.

И, сняв очки, долго протирала их концом передника...

В нашем селе, как и в других, профессии шофера и тракториста неодолимо влекли к себе мальчишек. Дяде едва исполнилось шестнадцать, когда он принес домой маленькую синюю книжку с загадочным названием «права». Получать ее он ездил в район и по такому случаю был празднично-нарядным в своем вельветовом, «городском» пиджаке и при галстуке. Было это весной. В степи уже кончали жечь прошлогоднюю стерню, и по вечерам в похолодавшем воздухе слышалось далекое, трудолюбивое урчанье тракторов. Дядя рабо

тал в дальней бригаде, домой заглядывал редко, и неизменно бывал чумазым и радостно-гордым.

А летом началась война...

От тех времен, когда дядя учился на курсах, в доме у нас осталось множество книг, его учебников. Книги были очень интересные, даже интереснее бабушкиной библии. В библии на картинках были какие-то изможденные люди, большеглазые и босые, с непонятными кругами над головой, а в дядиных учебниках — тракторы и автомобили, да все такие незнакомые, да такие хитрые, что у некоторых даже кузов мог подниматься и опускаться.

Эти книжки я листал по целым дням, а зимой, когда выйти из дому не было возможности, только в них я и находил свою утеху и забаву.

Но как только дядя ушел на фронт, бабушка собрала все эти книги и спрятала их в огромный сундук, стоявший возле печки.

Сундук был старинный, со стершейся росписью на боках. Крышка его рассохлась, из ее Широких и темных щелей в нос ударял запах лежалой бумаги.

Ничто другое, даже летние миражи, струившие воду по горизонту сухой и знойной степи, начинавшейся за лиманом, даже и они по своей загадочности и желанности не шли в сравнение с содержимым сундука. При мне лишь три или четыре раза открывала его бабушка, но что мог выхватить в эти короткие мгновения мой жадный взгляд! Стенки и крышка сундука изнутри были обклеены большими, неразрезанными листами старинных денег. А на дне сундука я успевал заметить то стопу тетрадей, tq пестрые карты, то какие-то бумаги.

— Бабаня, — просил я. — Дай посмотреть.

— Мам, отдай ты ему, — вступался за меня дядя Леша, когда еще был дома. — Валяется бумага, все равно выбрасывать.

— А коль выбрасывать — зачем писалось? — спрашивала бабушка.

Дядя Леша подмигивал мне и шепотом говорил на ухо:

— Пойдем, я тебе сейчас такой самолет из камыша сделаю... Подумаешь, сундук!..

И вот теперь очередь дошла до дядиных учебников.

Желая предупредить мои приставания, бабушка сказала, защелкнув сундучный замок:

— Вернется дядя Леша, тогда отопру.

Как мне хотелось, чтобы он поскорей вернулся!

К счастью, настала весна, и я на время забыл про сундук, тем более что обе наши овцы объягнились: три лупоглазых барашка бегали по всей избе, дробно стуча в пол острыми копытцами.

17