Костёр 1977-12, страница 17

ждет парусная лодка. Она подходит по сигналу с берега прямо к каземату и принимает беглеца. Впереди целая ночь. При хорошем ветре Шмидт так далеко уйдет в открытое море, что поймать его станет труднее, чем найти иголку в стогу сена.

Оставалось только выбрать день побега. И сообщить об этом Шмидту. Петр Петрович пока ничего не знал. Уже нарисовав этот побег в своем воображении, Хлудеев представлял себе, как он подойдет к Шмидту и скажет: «Бегите, Петр Петрович! Путь свободен». И в ответ увидит удивленный, благодарный взгляд Шмидта...

Узнав, что транспорт «Прут» с членами суда и остальными подсудимыми выйдет из Севастополя 4-го февраля, Хлудеев решил больше не медлить и провести операцию в одну из ближайших ночей. После совещания с артиллеристами срок побега был назначен — 2-е февраля.

Заступив на дежурство 1-го февраля, Хлудеев ждал момента, когда он сможет переговорить со Шмидтом с глазу на глаз. Шмидт все еще ни о чем не подозревал.

Напарник Хлудеева унтер-офицер Зайкин с утра жаловался на ломоту в суставах, ругал погоду и каменный мешок, в котором им приходилось просиживать сутками до пересменки. «Так и тянет, так и тянет, — жаловался Зайкин, кривясь от боли. — Мочи моей нет терпеть».

— А ты заберись на скамью, сними сапоги, а ноги в тулуп укутай, от шерсти вмиг полегчает, — посоветовал ему Хлудеев.

Зайкин благодарно осклабился и принялся прилаживать на широкую скамью овчинный тулуп.

— На прогулку! — крикнул Хлудеев, гремя засовом.

Они обогнули маяк и еще минут пять шли берегом. Потом остановились. Волны с негромким рокотом накатывались на гладкие прибрежные камни.

— Весна... повсюду весна... вон как морская трава поседела, — говорил Шмидт, наклоняясь над водой. — И скалы пахнут щемяще...

Часовые держались поодаль. Хлудеев приблизился к Шмидту и, стоя у него за спиной, тихо произнес:

— Петр Петрович... сегодня ночью мы освободим вас. Слушайте меня внимательно...

И он стал слушать. Не доверять Хлудееву он не мог — Хлудеев сам более месяца тому назад предложил свои услуги. Тайная переписка шла через него. Идя на это, Хлудеев рисковал не только своим служебным положением, но и свободой. То, о чем жандарм говорил сейчас, могло стоить ему жизни.

— Теперь каждую ночь — я примечал — дуют хорошие попутные ветры, — доносился до него приглушенный голос Хлудеева.

«Попутные ветры... Заграница... Обретение жизни, свобода, борьба...»

Подкралась крупная волна и окатила ему ноги. Он отметил это без досады. Как-то странно кружилась голова. Голос Хлудеева то приближался, то удалялся, словно кто-то из них раскачивался на качелях. Заслоняя солнце, скользнула по небу крупная тень чайки.

Обретение жизни... свобода... Эжену Годару, обучившему его воздухоплаванию, он когда-то сказал: «Море, музыка и свобода — вот все, без чего я не могу прожить». Годар посмотрел на него с удивлением. «Несколько лет тому назад, — сказал Годар, — я поднимался с

15