Костёр 1990-07, страница 9

го зонта. В былые времена они были душой сопротивления бриттов.

Продолжай,— сказал Марк, когда тот замолчал.— Это становится интересным.

Видишь ли, дело обстоит так. Они иногда подстрекают к священной войне, а такая война — беспощадная штука,— Хиларион говорил медленно, как будто размышляя вслух.— Пограничные племена — народ дикий и отчаянные храбрецы. Но даже они в большинстве своем поняли, что мы не какие-то злые демоны, и сообразили, что истребление даже одного гарнизона неизбежно повлечет за собой карательную экспедицию, и.У хижины спалит, и прибудет новый гарнизон, с более жестким командиром. Однако стоит поблизости завестись хотя бы одному из святых людей — и все идет прахом. Они уже не соображают, к чему приведет восстание. Они вообще перестают соображать. Они угодят своим богам, если выкурят гнездо неверующих, а что будет дальше — их не касается.

Снаружи в мирной темноте протрубили сигнал второй ночной стражи. Хиларион распрямился и встал со скамьи.

Пожалуй, поздний обход часовых проведем сегодня вместе.— Он взял меч и надел перевязь через голову.— Я здесь родился,— добавил он в виде пояснения,— потому мне и удалось разобраться в их делах.

Снаружи послышались шаги, за окном замерцал красный свет, и юноши вышли наружу, где их ждал с горящим факелом дежурный центурион. Обменявшись шумным римским приветствием, то есть ударив рукоятью меча о щит. они стали обходить темную крепость по тропе вдоль вала, от часового к часовому, от поста к посту, тихо обмениваясь паролем с часовыми. Наконец они опять очутились в освещенной комнате штаба, где хранился сундучок с солдатским жалованьем и стояло знамя, где дежурному центуриону полагалось сидеть всю ночь напролет, положив перед собой обнаженный меч.

На другое утро, после того как закончилась официальная церемония смены гарнизонов, прежний гарнизон отбыл.

2. Перья на ветру

Прошло немного дней, и Марк так глубоко вошел в жизнь гарнизона, как будто не знал никакой иной. Все римские крепости были построены примерно по одному образцу, и жизнь в них протекала тоже на один лад.

Однако через несколько дней Марк стал различать те особенности, которые делали один гарнизон непохожим на остальные. Какой-то художник из давным-давно отбывшего гарнизона начертил острием кинжала на стене бани красивую дикую кошку, а кто-то, менее одаренный, нацарапал изображение нелюбимого центуриона. О том, что это центурион, говорили виноградный жезл и знак> под ним. Под навесом, где хранилось знамя, свила гнездо ласточка. И еще: в одном углу двора кто-то из прежних командиров посадил розовый куст в большом каменном кувшине, и в гуще темной лист

вы уже краснели бутоны. Куст, видно, рос тут давно, он уже не помещался в кувшине, и Марк решил, что осенью прикажет высадить его в грунт.

Он не сразу сошелся с остальными командирами. Но с помощником у Марка с первой минуты установилось деловое понимание, которое переросло со временем во взаимную симпатию. Центурион Друзилл участвовал во многих сражениях и приобрел за жизнь собранный по крупицам опыт и запас суровых советов, а Марк в то лето особенно в них нуждался.

День начинался со звуков трубы, трубившей на валу побудку, и кончался вечерней перекличкой часовых.

То был нелегкий труд, особенно на первых порах, и Марк был благодарен центуриону Друзиллу. Но солдатский труд был у него в крови, равно как и труд земледельца, и трудиться он любил. А кроме того, иногда удавалось и поохотиться — охота в этих краях была славная.

Всегдашним его спутником и проводником во время охоты был бритт по имени Крадок. Однажды утром в конце лета Марк, захватив охотничьи копья, вышел из крепости, чтобы, как повелось, зайти за Крадоком. Обычнрго радостного подъема перед охотой он, однако, не испытывал, потому что был встревожен. В голове у него без конца вертелся ходивший по крепости слух: последние два дня поговаривали, что в округе появился сранствующий друид. Нет, нет, ни один человек не видел его собственными глазами, ничего определенного никто сказать не мог. И все же, памятуя предупреждение Хилариона, Марк постарался разузнать все, что мог. Расследование не дало, разумеется, ни малейших результатов. Быть может, все это от начала до конца выдумка, но все равно надо смотреть в оба, тем более что третий год подряд будет плохой урожай. А плохой урожай всегда сулит беду.

Марк достиг кучки строений они принадлежали Крадоку — и. свернув к жилой хижине, просвистел несколько тактов песенки, которая была в моде среди легионеров; он всегда таким образом возвещал о своем приходе. Кожаная занавеска, служившая дверью, немедленно отодвину-, лась в сторону, однако вместо охотника показалась молоденькая женщина. Она была высокая, как большинство местных женщин, и держалась, как королева. Но главное, что заметил Марк, это выражение ее лица— недоверчивое, настороженное, она словно опустила на глаза завесу, чтобы Марк не прочел ее взгляда.

— Муж там, позади хижины, с упряжкой. Если командир обойдет дом, он его найдет,— сказала она и сразу же сделала шаг назад. Кожаная занавеска опустилась и разделила их.

Марк подошел к конюшне и заглянул внутрь. Крадок обернулся и вежливо с ним поздоровался.

— Я и не знал, что у вас тут правят четверкой,— сказал Марк.

— Мы не гнушаемся