Пионер 1947-08, страница 19

тьцать гвоздиков на место, (потам как из пулемёта, хлопнул, двенадцать ip,ai3, и -гвозди, спасаясь от его молотка, спрятались в дерева

— Ух, ты! — удивился Миша. — А ещё раз!

Не глядя на него, чтобы не улыбнуться.

Костя забил шесть гвоздей, держа молоток -в правой руке, а потом перебросил его в левую и заколотил остальные гвозди.

— Слушай, ты ведь фокусник! — воскликнул Миша.— Где ты научился?

— Как бараки в Румянцевке строили... А я могу и с пальца забивать — гля-нь...

Не отнимая пальцев от гвоздя, Костя быстро опустил молоток. Мише показалось, что на свете стало двумя пальцами меньше, но Костя успел убрать -их в тот самый миг, когда гвоздь погружался в дерево.

— Ты так не балуй... Придётся новые пальцы пришивать,— где я иголку и нитку возьму? А вообще нужно признать, что ты виртуоз...

— Чего? — спросил удивлённый Костя.

— Виртуоз — это значит такой ловкий, что Просто —ах! И знаешь,— проговорил Миша задумчиво,— мне пришла в голову мысль.

— Ли! — послышалось рядом.

Рыжая девушка, которую Костя знал — она работала на заводе в инструментальном складе второго цеха, и её называли «мировым пожаром», — положила палец в рот, как конфетку, и прошепелявила:

— Я Hie умею молотком... Все пальцы поотбивала...

— Вынь палец, маникюр испортишь. Ты складывай дощечки, а Малышок будет сколачивать—приказал Миша,—У меня мысль асть...

Работа шла весёлая. Косте только и оставалось хлопать молотком. Рукоятка точно приросла к ладони, и было приятно, что подростки бегают посмотреть, как работает новичок, было приятно, что возле его верстака вертится Зиночка и совещается с Мишей о чём-то очень важном.

Незадолго до -обеда Миша вскочил на верстак и крикнул:

— Стоп, до-ночный участок! — и, когда затихли молотки, объявил: — Костя Малышев со (своей подручной Клавой Еремеевой уже выполнили по две нормы, чего и вам желают!

Ребята зашумели, кто-то сказал: «С подручной и всякий .сумеет», — но было ясно, что это зависть — и больше ничего.

— Товарищ Полянчуж, прикажи ребятам продолжать работу, — оказал полный мужчина в .чёрном ватнике и белых валенках; он только что пришёл .в цех с Зиночкой, и на его ватнике ещё блестели снежинки.

Этот человек внимательно пригляделся к работе Кости.

— Действительно, — .сказал он Мише,— если ребята научатся так работать и если разделить операции, как предлагаете вы с Соловьёвой, то дело пойдёт лучше,— Он спросил у Кости: — Ты помнишь, как тебя учили работать молотком?

Да, эту академию Костя помнил хорошо.

— Дед В-ак Иванович Крюков дал вот сто-личжо гвоздиков,— Костя взял из ящика горсть гвоздей,— да ещё доску-дюймовку дал, показал, как робить, .а потом велел забивать да клещиками -вытаскивать и...

— И что?

— И каже-т: пок-уль не научишься забивать с одного стука, обедать не позовут,— закончил Костя.

— Когда же тебе удалось пообедать? — удивилась Зиночка.

— Два дни хлебец жевал¹, а в третий и пообедал..,

— Школу ты прошёл строгую,— засмеялся высокий человек. — Мы так учить не будем. Ты, товарищ Поляичук, подготовь Малышева, научи его культурно передавать свой метод. Тебя завтра заменит в цехе Круглов, а ты займись с Малышевым. Пускай он подготовит в своей стахановской школе несколько таких же работников.

Когда он ушёл, Миша Полянчук сказал:

— Красота, Малышок! Завтра мы с тобой проведём весь день в Верхнем общежитии. Это был начальник филиала Шестаков, понимаешь? Дело пойдёт, Малышок!..

Ещё веселее застучал Костя молотком. Клава раскраснелась, огненная чолк-а прилипла ко лбу и потемнела, но, когда работа спорится, человек не замечает усталости.

Верхнее общежитие

Тропинка взбежала между скалами и соснами на площадку, поросшую -старыми елями. В серебристом лунном свете Костя увидел Верхнее общежитие—так назывался дом, где жили бригадиры филиала. Дом был резной, как с картинки, его окна приветливо светились. До войны здесь помещалась лыжная база какого-то спортивного общества. Костя обернулся. Внизу, под горой, расстилалось бескрайнее лесное море. Оно уходило далеко-далеко, спокойное и молчаливое.

— У нас славно, как на курорте,— сказал Миша.

Они вош-ли в дом, поздоровались со -старушкой-уборщицей и по узкой лестнице поднялись на второй этаж, в комнату-клетушку. Миша зажёг коптилку, и сердце Кости забилось сильнее. Лыжи! В углу стояло несколько пар лыж... Правда, это были не такие лыжи, какие подарил ему брат; те были широкие, подбитые оленьим мехом, а эти очень узкие, длинные, щеголеваты-е, но всё-таки лыжи.

— Чьи это? — -спросил он осторожно.

— А чьи хочешь... Их забыли здесь, в столярке. Я пробовал кататься, только у меня пока не получается. Ровного места нет, одни го-ры. Трудно устоять -на лыжах.

— Чего там трудно! — усмехнулся Костя.— Завтра-сь пойдём?

— Решено! Заодно давай условимся, что ты забудешь слово «завтра-сь» и будешь говорить завтра.

— Ладно,—пообещал Костя,—не м?у-др-остъ...

В круглой железной печурке загудел огонь.

на печурку Миша поставил чайник, а на столе появились хлеб, сахар и немного масла в стеклянной баночке. Становилось всё теплее. Счастливый Костя пил чай, а Миша угощал его хлебом с ма-слом.

— Ты немного -похудел, должно быть, от того, что решил подрасти. Это ты правильно задумал. Расти тебе надо ещё далеко — целый метр с половиной, не считая двух четверту-

16