Пионер 1987-12, страница 41

— Представляете,— говорила она, все еще глядя в зеркало.— Захожу в наш угловой комиссионный и вдруг смотрю — висит! Тявка, пошел вон! Отстанешь ты от меня, наконец?!

Тоненькая смуглая Зушка обошла вокруг Людмилы Федоровны, оглядывая ее со всех сторон.

— Вы в этом парике на старинную маркизу похожи,— сказала она.— Только знаете что, Людмила Федоровна? У вас сзади свои волосы сильно торчат.

— Да ну! Где?

— Вот... сзади. На шее.

Людмила Федоровна повернулась лицом к зеркалу, скосив глаза на свое отражение.

— И правда,— сказала она, снимая парик.—

Побегу в парикмахерскую, пусть обкорнают.

Алена спросила:

— Баб... А можно нам с Зушкой примерить парик?

— Примеряйте. Потом в шкаф положишь.

Алена надела парик, повертелась перед зеркалом, но тут раздался телефонный звонок. Отдав парик Зушке, Алена вышла в переднюю и через несколько секунд крикнула оттуда:

— Зушка, бежим! У Витьки два билета в кино пропадают на восемнадцать тридцать. Говорит, обалденная картина.— Она подбежала к вешалке и накинула плащ.— Лева, если бабушка придет, скажи, мы в кино... Будем около восьми.

Лева не ответил. Он продолжал искать пистолет. Фокстерьер Тявка попытался выйти с девочками из квартиры, но те его прогнали и захлопнули за собой дверь. Огорченный Тявка поплелся в комнату бабушки и забрался на тахту, что ему делать запрещалось. На тахте он увидел парик и заинтересовался им. Взяв его в зубы, Тявка спрыгнул с тахты и отправился с ним в кухню.

Здесь, рядом с газовой плитой, накрытое фанеркой, стояло ведро для кухонных отбросов, которое несколько раз в день выносилось к мусоропроводу на лестнице. Из ведра, как всегда, тянуло чем-то вкусненьким. Тявка давно научился сбрасывать фанерку, чтобы заглянуть в ведро, но, опираясь лапами на край ведра, он несколько раз его опрокинул, и каждый раз получал за это порку. Однако сейчас все старшие ушли, а Левка был где-то далеко, и Тявка подумал, что можно рискнуть. Бросив парик на пол, он потянулся к фанерке. Тут в передней раздался стук. Это означало, что пришел кто-то из Левкиных друзей, которые до звонка не дотягивались и стучали в дверь каблуками. Тявка считал своим долгом встречать любого пришедшего в передней. Если являлся посторонний, надо было сердито полаять, если кто-нибудь из своих — повизжать и попрыгать перед ним.

Пришел пятилетний Олежка, живущий в соседнем подъезде. Он держал в руках зеленый пластмассовый пистолет.

— Ой! — радостно закричал Лева.— Мой пистолет! А я его ищу, ищу!..

Гавкнув для проформы на О лежку, Тявка вспомнил о ведре и побежал обратно в кухню.

— Ты его во дворе на лавочке забыл,— сказал Олежка, протягивая пистолет Леве.

— О-ой! А я его ищу, ищу, ищу!..

В этот момент в кухне что-то загремело.

— Тявка опять ведро перекувырнул,— сказал Лева, и мальчишки бросились в кухню.

Выскочив оттуда, Тявка прошмыгнул мимо них и скрылся в неизвестном направлении.

и

Возвращаясь из кинотеатра, Алена с Зюлейкой (они жили тоже в одном доме) обнаружили во дворе Леву, который околачивался в кругу людей своего возраста. Сестра напустилась на него:

— Тебе кто позволил без спросу из дома выходить?! Бабушка не вернулась? А если бы я и бабушка до ночи не вернулись, ты как бы домой попал?

На все эти вопросы Левка дал только один ответ:

— Меня Олежка позвал. Он нас мороженым угощал.

Алена простилась с Зушкой и отправилась с братом домой. Когда они поднимались в лифте, Левка похвастался:

— Я целую пачку пломбира съел. За сорок восемь копеек.

— Что-о? Вот такую пачку! Ну, ты совсем глупенький, да? Ты не понимаешь, что можешь серьезно заболеть?

— А у меня и так уже горло немножко болит,— самодовольно подтвердил Лева.

Отец и мать Алены с Левкой работали в одной геологической партии. В первых числах мая у них начинался полевой период, поэтому Людмила Федоровна почти все лето проводила с внуками одна. Когда ребята вошли в квартиру, она еще не вернулась.

У Алены была отдельная маленькая комната, и она ушла к себе. Лева послонялся некоторое время по квартире, отмахиваясь от Тявки, предлагавшего поиграть в мяч, проколотый его зубами. Потом Лева забрел в комнату родителей и прилег там на диване, хотя его собственный диван стоял в комнате бабушки.

Людмила Федоровна вернулась примерно через час.

— В этой парикмахерской всегда очередь,— заговорила она в передней.— А уж в субботу... целую вечность просидела. Алька, где ты там? Иди посмотри, как меня обкорнали.

Алена вошла в комнату, где бабушка снова стояла перед зеркалом.

— Ну, как? — спросила та.— Теперь ничего торчать не будет?

— Ничего, бабушка. Только тебе очень не идет такая стрижка.

— Ну... на работе никто ее не увидит, а дома вы уж как-нибудь меня потерпите.— Бабушка подошла к большому шкафу и открыла его. Там на верхней полке лежали головные уборы и коробки с обувью, а пониже висели платья.— Так! А где же парик? Ты куда его положила?

— В шкаф, наверное. Его Зушка после меня примеряла.

— На верхней полке его нет. Может, она его вниз положила?— Людмила Федоровна наклонилась и, отстраняя висевшие платья, осмотрела всю нижнюю часть шкафа.— И внизу его нет... Позвони Зушке. Спроси, куда она его дела.

Алена вышла в переднюю, поговорила с Зушкой и вернулась в комнату смущенная.

— Она... она говорит, что на тахту его положила...

— Ну, что за дура твоя Зушка! Бросить такую вещь на тахту!

— Потому что мы торопились... Витька позвонил, что у него пропадают два билета в кино, и мы...

— «Торопились»! А теперь его Тявка, должно быть, утащил и, может быть, разорвал в клочья!