Пионер 1988-08, страница 7

ДТ и Алешка, конечно, таких тонкостей не поняли.

— У меня есть вопрос,- начала Таня не очень ловко, потому что раз вопрос есть, ну так и спрашивай, чего об этом объявлять.— Я хочу спросить, у вас есть какие-нибудь, ну... странные, чокнутые? Про них расскажите.

— Какие чокнутые?— небрежно улыбнувшись, спросил Истратов. Он, видно, Таню за первую чокнутую и счел.

«Вы говорите, когда вас спрашивают! » — хотела Таня его одернуть. Но не стала она строить из себя Алешку. Сказала с едва заметным ехидством в голосе:

— Чокнутые?.. Ну, которые, например, с инопланетянами готовят встречи?

Истратов * сделал удивленно-презрительное лицо... Презрение у него вообще редко сходило с лица...

Ну, или такие, которые ведут себя вроде как

клоуны.

На самом деле Таня не считала «чокнутым и * ни •rex, кто с инопланетянами хочет встретиться, как Алешка, например, ни тем более клоунов... Ее любимый дед Володя один раз признался со смехом (а ио глазам — без всякого смеха), что хотел стать клоуном, да не смог.

Он когда в институте учился, играл в волейбол и руку себе вывихнул. И уж не мог потом делать ни кувырки, ни сальто. А без этого клоун получается уже не такой смешной!

Таня назвала таких людей «чокнутыми», чтобы Истратову с его презрительной физиономией было понятней. И Истратов наконец понял, чего «начальство» хочет. Да, говорит, есть такой в «Рассветном». Называется Русанов Ванька. Иван-болван. Он. например, натянул канат от окна девчоночьей палаты до ближайшей березы и стал ио нему ходить.

— И чего?— спросил Алешка.

— Не прошел!

Потом, оказывается, этот Иван-болван на спор не дышал три минуты. И весь позеленел.

А почему три?— опять спросил Алешка.

— А потому что он должен был сто раз написать слово Ия.

— Что такое «Ия»?

— Имя женское, сказал Истратов с такой скукой, как будто говорил о насморке.— У них в отряде есть такая Ийка Иванова.

— Так он, значит, все из-за этой девчонки? — спросил Алешка.

Истратов кивнул:

— Семиклассник, а такой дурак! Да еще с дерева упал, ангину заработал! Теперь в изоляторе...

— Как это так с дерева и... ангину?— спросил Алешка.

Я же тебе говорю, он дурак!

— А которые конфетами обжираются?..— не выдержала Таня. И зря не выдержала. Больше она про '.Ивана-болвана» ничего не узнала.

Но вообще-то ей и того было достаточно. Потому что она подумала а может, даже и придумала — одну странную вещь: зеркала украдены не для наживы, вот в чем дело, и не для злости! Их стащил какой-нибудь странный человек. И «зеркальщика» надо искать среди странных. Вот этот Русанов Ваня ей как раз подходит: с дерева упал и ангину заработал. Так не бывает, а у него получилось!

Дальше вопрос. Их действительно стащили? А может, только взя.пи на время?.. Почему Таня

об этом думает, потому что сестры говорили, будто во втором и первом отрядах нашли непонятные записки. Текст одинаковый: «Вещи взяты временно». И никакой подписи... На эти клочки бумаги не обратили внимания, потому что в лагере всякие хохмочки, всякие записки— первое дело. Их подмели вместе с другим мусором — и привет. Только Ирина-Марина, которые стали до всего докапываться, случайно вспомнили про них.

И вот теперь что же получается?.. Странный человек — есть такой. И почти точно, что зеркала взяты не для наживы. Ведь правда, не для того же их украли, чтобы давать посмотреться за десять копеек! Да еще плюс записки, что «вещи» (зеркала!) отдадут.

Или это все Таня лишь выдумала — как Алешка со своими инопланетянами?..

А надо пойти в изолятор да проверить, поговорить с этим «Иваном-болваном».

Так почему же ты не идешь-то? В чем дело? Неужели Смелая боится?

Еще пять минут назад Таня могла убедить себя, что она просто хочет снова все продумать и разложить по полочкам. Но ведь все уже разложено... Эх ты! Стольких опасностей не испугалась! А здесь перед тобой просто странный человек, клоун. А клоунов нечего бояться. С клоунами можно только дружить!

Она легко спрыгнула с перил террасы, словно прыгала так всю жизнь. Но трава и земля оказались тут на редкость мягки и пружинисты. Не теряя больше ни секунды на трусость, Таня сразу пошла к дырке.

Поскольку они, «внуки и полувнуки», разгуливали по лагерю абсолютно свободно, Таня остановила первую попавшуюся девчонку-октябренка:

— Где у вас тут изолятор?

И пошла к домику, который охраняли три коренастые сосны... Ей бы остановиться, вздохнуть. Нет! Сразу встала на низкий карнизик, ухватилась рукой за подоконник в открытом окне. Раз-два, и вот она уже головой в больничной палате... Или в чем-то, похожем на больничную палату.

Н-да! А ведь тут мог быть и врач. Вообще мог быть какой-нибудь взрослый: «Тебе чего, девочка, надо?» Ответить ей было бы трудно. Вообще все дело могло пойти насмарку!

Но замечено: рядом со смелыми поступками летит на больших птичьих крыльях и везение. Таня, конечно, этого не знала, никогда не задумывалась о таких вещах. Она просто скомандовала себе: «Вперед, ребята!»

В палате было три койки. Две застеленные, а на третьей лежал мальчик с рыжеватыми бровями, русыми волосами— конечно, длинными, как у всех мальчишек, которым это уже разрешается. Серо-синие глаза его смотрели прямо на Таню Смелую:

— А ведь ты не из нашего лагеря, точно?— он так это спросил, как будто ждал, что Таня — именно Таня! — к нему сейчас и придет.

Таня молчала. Она еще не могла прийти в себя от своей смелости...

А кстати, ничего в этом Иване не было «болванистого». Но ведь Истратов имел совсем другие глаза, чем Таня!

Знаю. Ты мне принесла записку!

— Нет! — Таня улыбнулась... Сейчас Русанов, конечно, мог бы легко отказаться, что это не он стащил зеркала. Но Таня уже точно знала, что он.

— А зачем тогда ты пришла?

О