Пионер 1989-01, страница 30

дили «за ослабление воспитательного процесса», как было сказано в приказе. Ребята же, со свойственной им прямолинейностью', говорили: «Поперли директрису, потому что турнули на пенсию ее министра. А пока он покровительствовал госпоже министерше», школа считалась образцовой-. До конца года исполняла обязанности директора Виктория Петровна. Трудное пережили время...

Сережка был умный, веселый, с чувством юмора, сказала Маша и посмотрела на подругу.— Забежит на перемене к нам в класс, пошутит: Ну, гномы, как тут моя Белоснежка? Не забывайте, гномы, что я старший и самый неотразимый!» Он же старше нас на год. До сих пор не верится, что больше не придет, не споет: о Главное, ребята, что? Сердцем не стареть!..»

Анатолий Алексеевич с тревогой посмотрел на Олесю. Она сидела с отсутствующим видом, и все, что происходило внутри нее, казалось, скрыто от посторонних глаз.

— Вы говорите, Сергей умный, с чувством юмора, зачем же этот нелепый фанатизм? Он увлекался спортом?

Маша не сразу отозвалась:

— Это сложно. Хотя, что сложного? Понимаете, Пирогов интересуется экономикой,' историей, искусством, его друг, Кустов,— информатикой, языками. У Кожаевой— биология, у Холодо-вой— школа юных журналистов, балалайка... Но есть же и такие, кто не определил еще пока своего интереса... А выделиться чем-то среди других всем хочется...

Ну, а Сережка?

— Сережка?— Дубинина будто пробудилась, на ее лице появилось заинтересованное выражение: Сережку замучили родители. Отец заявил, что гуманитарные науки бесправны, и хватит на это его жизни. Настраивал Сережку на естествознание, для которого вроде теперь дорога открыта, а у Сергея с математикой нелады. Какая ж химия или биология без математики? Стали родители завлекать Сергея археологией, посылали в экспедицию с приятелем. Вернулся он оттуда злой. Распевал: «Главное, сердцем не стареть!», но я чувствовала, что человек потерялся, И родительские подсказки не по нему и самостоятельно думать мешают... «Фанской* жизнью он себя об-манывал. Вроде дело есть и друзья рядом В куче легче. Самому с собой страшнее...

— Может, я не понимаю чего-то,— спросил Анатолий Алексеевич,- но разве так уж интересно взрослым ребятам из года в год заниматься одним и тем же, собирать фотографии спортсменов, вырезки из газет и журналов с сообщениями' о матчах? Орать: «В Союзе нет еще пока...» Чушь какая-то...

Но зато всем доступно. И всегда можешь рассчитывать на поддержку своих,— убежденно сказала Маша.— А это важно. Комсомольцам, случись что, на гебя наплевать. Киссицкой какой-нибудь разве до других есть дело? А тут, хоть ночью тебе позвонят, ты побежишь, и если надо, будешь своих отбивать от "фанатов» другой команды Но к тебе, стоит позвать, прибегут свои. И ты живешь уверенно, знаешь, что тебя защитят и поймут. Это многих устраивает.

— Ну, а на уроке, зачем вы кричите: «В Союзе нет еще пока», красно-белыми шарфами обматываетесь. вы что, тоже фанаты и?

— Да это так, игра,— смутилась Дубинина. От учителей отбиваемся...

В тот вечер ни о чем серьезном больше не гово

рили. Пили чай с вареньем и слушали музыку.

А когда девчонки совсем собрались уходить, уже в прихожей, Маша Клубничкина вдруг сказала:

— Вам не нравятся наши игры? А ваши игры вам нравятся'.' Правила, по-моему, одни и те же.

Какие правила?— Анатолию Алексеевичу стало не но себе.

— Будто не знаете?— недоверчиво покосилась Клубничкина и снисходительно улыбнулась.— Заслоняться, чтоб не осалили...

Ночью Анатолий Алексеевич не мог заснуть. Впервые он увидел своих учеников, вернее учениц, в момент душевного смятения, когда они не кривлялись, не жеманничали, не иронизировали — не защищались. И был потрясен: как же тошно им в их счетах с собственными я и с окружающим миром!..

В бунте они бежали от самих себя. Ненависть ко всему, что мешало им жить, желание избавиться от оков объединили их. но как же далеки они были друг от друга на самом деле.

Кто-то был виноват в этом. Родители, которые внушили им, что они самые любимые, но не научили любить. Классные руководители, которые часто менялись. Виктория Петровна, так настойчиво стремившаяся к порядку, совершенно не нужному им для счастья и покоя Бывшая директриса, прозванная «госпожой министершей», «хослабив-шая воспитательный процесс», Но и у вины всех виноватых были свои причины, И если вдуматься, они образовывали целую цепь больших и маленьких виновноетей.

Анатолий Алексеевич, историк и учитель истории, понимал, что, не исследовав все звенья этой цепи, не поймешь поведения ребят. И не объяс-нишь их теперешней жизни, если не попытаешься увидеть каждого из них ие только в сегодняшнем дне. но и в дне вчерашнем, и даже в том далеком прошлом, где их и не было вовсе, но уже рождалось их Начало. А это непростая задача...

5

Оля Киссиикая этой Осенью отправлялась учиться со смешанным чувством радости, беспокойства и ожидания

Лучшая ее подруга Ника Мухина ушла в школу с математическим уклоном. Боязно было оставаться без Ники, без ее твердого слова, ее поддержки. но зато теперь она сможет играть главную роль и ее мнение станет ориентиром для класса.

Оля и Ника всегда были в центре внимания Но прежде Ника, после Оля. а Оле все настойчивее хотелось главенствовать. И от того, что ее нетерпеливое желание расходилось с действительностью, она раздражалась, нервничала. Но досадовала не на себя, недолюбливала класс.

Многие одноклассники не испытывали к ней симпатии. Пусть. Но без Ники никто больше не помешает ее отношениям с Игорем Пироговым, не скажет: «Твой Пирожок ни с чем!*, а Игорь все больше нравился ей.

Чем хуже она Дубининой? Подумаешь, какая красавица, золотые волосы! Кроме тряпок, и говорить с ней не о чем. Счастье, что она Пирогова с его пошлыми вздохами не замечает. Такой, как Игорек, ей ие по зубам. Присохла к своему дурачку шутничку Сережке Судакову. нравилось, что он классом старше. Но теперь, когда Судакова не стало, не заинтересовалась бы она Пироговым!

Оля понимала, что так думать скверно, совестно по отношению к трагически погибшему товарищу,

28