Пионер 1990-08, страница 27
на только в военных училищах дети из бедных семей могли учиться бесплатно. Я поступил в училище, и с той поры начались мои неудачи. В 1934 году вышел закон, по которому каждый турок должен был принять фамилию*. Граждане были свободны в своем выборе, и тут всплыло наружу все скрытое, темное, низменное. Самые большие скряги выбрали себе фамилию «Щедрые», самые большие трусы стали зваться «Отважными», отъявленные лентяи — «Прилежными». Один школьный учитель, который умел лишь подписываться под письмом, написанным другим, избрал фамилию «Ловкий». Что касается меня, то мне не досталось красивой фамилии, которой я мог бы кичиться, и я взял себе фамилию «Несин» («Что есть ты»), Я надеялся, что, когда люди будут обращаться ко мне по фамилии, я стану задумываться над тем, кто я и что я... «В Турции стихотворством не проживешь...» Еще в армии я начал писать рассказы. В те времена на военных, выступающих в печати, смотрели косо. Мне пришлось подписывать свои рассказы именем отца — Азиз. Этот псевдоним покрыл мое настоящее имя. Нусрет Несин забылся, я стал известен, как Азиз Несин. Подобно многим я начинал со стихов. Как-то Назым Хикмет посоветовал мне не тратить время на это занятие, потому что стихи мои никудышные. «Пиши рассказы и романы»,— сказал он. Я по молодости решил, что Назым Хикмет завидует мне. Теперь я отвечаю тем, кто меня спрашивает, почему я перестал писать стихи: «В Турции стихотворством не проживешь». Но, по правде говоря, поэзией не занимаюсь только потому, что очень уважаю этот вид литературного творчества... Когда я окончил свой первый рассказ (я полагал, что читатели будут проливать над ним слезы) и принес его в журнал, редактор, человек очень недале * Ранее турки имели лишь имена. кий, вместо того чтобы плакать, залился смехом и проговорил: «Молодец... Прекрасно. Пиши еще такие рассказы и приноси нам...» Именно с того времени началось мое разочарование, которое не покидает меня всю жизнь. Я ждал, что люди будут плакать, читая мои рассказы, а они смеялись. Даже теперь, когда я стал известен как юморист, я не могу объяснить, что такое юмор. Я научился смешить, создавая грустные рассказы... Перевод... с китайского Когда газета «Тан», где мне довелось сотрудничать в 1945 году, по подстрекательству властей была разгромлена толпой реакционеров, я лишился заработка. Я долго не мог найти работы. Рассказы, подписанные именем «Азиз Несин», никто не брал. В те дни я писал для газет и журналов, пользуясь больше чем двумястами псевдонимами. Сочинял передовицы, фельетоны, репортажи, полицейские и любовные романы, рассказы. Брался за какие угодно жанры. Когда же владельцы газет узнавали меня, придумывал себе новое имя. Из-за этих псевдонимов произошла большая путаница. К примеру, соединив имена дочери и сына «Оя Отеш», я опубликовал книгу детских рассказов. Их декламировали на утренниках почти во всех начальных школах. И никто не знал, что автор книги не женщина Оя, а мужчина по имени Азиз Несин. Один свой рассказ я подписал французским именем, и он был включен в антологию юмористов мира как рассказ французского автора. А другой мой рассказ, под которым стояло китайское имя, был опубликован как перевод с китайского... Своими рассказами я заработал себе пять с половиной лет тюрьмы. Причем полгода жизни стоил мне король Египта Фарук. Фарук обвинил меня в том, что я оскорбил его особу в одном из своих рассказов, и при содействии своего посла в Анкаре упек под суд... В 1956 году на Международном конкурсе писателей-юмори-стов я был удостоен первой пре мии и медали «Золотая пальмовая ветвь». Газеты и журналы, не печатавшие ранее моих рассказов, стали наперебой предлагать свои страницы. Но это продолжалось недолго. Пришлось мне вновь победить на новом конкурсе и получить еще одну «Золотую пальмовую ветвь», и тогда мое имя опять замелькало в газетах и журналах. В 1965 году мне присудили первое место на Международном конкурсе писателей-юмористов, и я получил медаль «Золотой еж». Когда 27 мая 1960 года в Турции произошел политический переворот, я с радостью передал одну «Золотую пальмовую ветвь» в дар государственной казне. Через несколько месяцев после этого меня снова бросили в тюрьму. Вторую «Пальмовую ветвь» и «Золотого ежа» я берегу на случай, если они понадобятся в будущем — в такие же радостные дни. Если бы я родился еще раз... Многих удивляет количество написанных мною рассказов — свыше двух тысяч! Но чему здесь удивляться? Если бы семья, которую я содержу, состояла не из десяти, а из двадцати человек, я вынужден был бы написать в два раза больше... Я не уверен, что повторю вслед за некоторыми: «Если бы я родился еще раз, сделал бы то же самое». Родись я второй раз, я сделал бы гораздо больше, чем сделал сейчас, и гораздо лучше. Жаль, что в истории человечества не было ни одного ловкача, сумевшего удрать от смерти,— я последовал бы его примеру. Но что делать, такого примера нет, и не моя вина, если я умру, как все... Я очень люблю детей и жизнь и нередко сержусь на себя за это. Вот неоконченный рассказ «j о моей жизни: по опыту я знаю, ю что читатели не любят длинных ш историй, они поскорее хотят добраться до конца... Меня и са- ° мого очень интересует, каков он ^ будет, этот конец. к S Перевод с турецкого -8-Г. П. АЛЕКСАНДРОВА о. и К. П. ГЛАЗУНОВОЙ, о О Заголовки даны редакцией. £ 25 |
