Техника - молодёжи 1939-02, страница 43

холостяк, татарин Тирса, человек строгий и необщительный, но явно умевший «разговаривать» с животными. Ри-дан высоко ценнл способность Тыреы понимать животных, разбираться в их поведении, настроениях, его исключительную наблюдательность, аккуратность и чистоплотность. «Зверинец» содержался всегда в образцовом порядке, и Тырса никого в него ие пускал без специального распоряжения Ридаиа.

Жил он в этом же этаже, во второй его половине, рядом с квартирой старого швейцара Ильи Анисимовича, благообразного бородатого человека, который приходил домой только есть и ночевать. Все остальное время Илья Анисимович ендел в вестибюле главного подъезда, орудовал около вешалки, обслуживая немногочисленных сотрудников института. Большую часть дня он тут же дремал в старом удобном кресле, что, впрочем, ие мешало ему четко исполнять свои обязанности.

Широкая лестница с мраморными перилами вела во второй, верхний вестибюль, откуда можно было попасть в квартиру профессора или в коридор, вдоль которого располагались различные лаборатории. В каждой из них работали один илн два научных сотрудника. Они приходили ежедневно в девять часов утра и уходили в три. Ри-даи строго запрещал им оставаться дольше. Сам он обычно работал в своей небольшой лаборатории, примыкавшей непосредственно к его кабинету и служившей как бы продолжением профессорской квартиры.

Редко кто посещал эту таинственную, обитую свинцовыми листами комнату, в которой всегда теплилась жизнь, тихая, странная, заключенная в замысловатые никелнроваиные станки, стеклянные сосуды, втиснутая в металлические щу-пальцы аппаратов. Тут бились сердца, извлеченные из тел, шевелились и помахивали хвостами собаки, лишенные сердец, поворачивали глазами головы, отделенные от туловищ... А электрические приборы в мрачных, экранированных медными сетками и свинцовыми листами клетках заглядывали тонкими концами своих проводов в черепные коробки животных нли касались бугристой поверхности живого мозга, освобожденного от черепр...

Тишииу лаборатории нарушали только падающие капли каких-то фильтратов и выделений желез оперированных животных да тиканье аппаратов, автоматически регистрирующих процессы этой обнаженной физиологической жизни.

В соседней небольшой комнате нередко появлялись больные с пораженными нервами, с опухолями и ранениями головного мозга. В этой комнате не было ни одного лишнего предмета, который мог бы обратить на себя внимание пациента. Но если требовалась операция, Ридан нажимал какие-то рычажки, и из стен, превращенных в объемистые шкафы, появлялись операционный стол, шкаф с инструментами, осветительные приспособления и т. д.

И во всех случаях к голове или спине больного протягивались тонкие бронированные кабели, пропущенные сквозь стеиу, а рядом, в лаборатории Ридана, начинали работать аппараты, усиливающие и регистрирующие на фотографической ленте электрическую жизнь больного мозга.

Мозг, мозг! Вот где таится власть над всем человеческим организмом! Вот куда сходятся нити управления каждым мускулом, каждым органом, каждым процессом, обуславливающим работу организма. его развитие, его жизнь. Но что же происходит в мозгу? Как осуществляется эта напряженная, никогда не

прекращающаяся деятельность в спокойном, неподвижном веществе, похожем на замешанную известку?

Ридан знал, что ответов на эти вопросы нет. Он решил раскрыть тайиу мозга. Он решил это твердо, ибо был уверен, что никакого иного пути к победе не существует. Практика знаменитого хирурга, многообещающая научная работа по анатомии и многое другое, чем жил профессор, — все было оставлено решительно и без сожаления. Весь опыт, огромные знания, страстная энергия ученого устремились к новой цели. Ридан действовал так, как будто он уже знал решение, правильность которого нужно только доказать.

Одним из первых он начал изучать токи, возникающие в мозгу. Его тонкие серебряные иглы, проникая в трепанированный череп, нащупывали центры, связанные с какой-нибудь определенной функцией животного — зрением, слухом, обонянием, движением ног и т. д. От иглы шел провод к усилителю, оттуда — к чуткому осциллографу, который обнаруживал присутствие самых неуловимых электрических напряжений дрожанием маленького светового «зайчика». Падая иа движущуюся светочувствительную леиту, «зайчик» чертил на ией кривые, изображающие электрические импульсы мозга.

Вот она, электрическая жизнь организма! Ридан ежедневно производил десятки таких записей — «цереброграмм». Выяснялись замечательные вещи. Каждый участок мозга в спокойном состоянии давал свой, характерный рисунок кривой. Рисунок менялся в известных пределах только при внешних раздражениях или при заболеваниях. Каждому виду и степени раздражения соответствовали вполне определенные изменения в характере электрических импульсов мозга.

Внимательно изучая полученные кривые, Ридан заметил однажды, что толщина линий, изображающих колебания тока, никогда не была постоянной, а все время менялась. При этом след светового «зайчика» очень редко* был таким же тонким, как сам «зайчик». Он почти всегда был несколько толще, а местами толщина следа во много раз превышала диаметр «зайчика».

Это, казалось бы незначительное, обстоятельство. на которое другие исследователи не обращали внимания, стало для Ридана целым откровением. Объяснение могло быть Только одно. Чтобы проверить свою догадку, профессор сменил механизм, передвигающий светочувствительную ленту перед «зайчиком». Новый аппарат двигал ленту в двадцать раз быстрее, чем прежде. Теперь лента длиной в десять метров сворачивалась с одного валика на другой в течение всего двух секуид.

С страшным нетерпением, волнуясь, ждал Ридан нового опыта. Несколько дней ушло на изготовление и установку нового механизма. Наконец все было готово, и Ридам включил осциллограф на токи мозга кролика.

Вынув бобинку, он сам бросился в фотолабораторию, пробил ленту, высушил ее спиртом и торжествующий влетел в свой кабинет.

Ну, конечно! Его догадка подтвердилась! Отрезок кривой, который прежде умещался на десяти сантиметрах ленты, теперь растянулся на двя метра. И было вндио, что весь этот отрезок состоит из новых, более мелких зигзагов, которые раньше, прн медленном движении ленты, сливались и образовывали утолщение линии. Значит, колебания тока в мозгу происходят с гораздо большей частотой, чем думали до сих пор!..

Но что это?! Профессор застыл над

новой цереброграммой. Да, да: линии опять не были одинаковой толщины. Они тоже слагались из еще более быстрых колебаний светового «зайчика». Но ведь это... Профессор быстро вычислил возможную скорость новых колебаний. Это—радиочастота! Это уже ие простые колебания тока, а токи высокой частоты — значит, должны быть и волны, лучи!..

Ридан с трудом овладел своим волнением. Ничего неожиданного и тем более невероятного не произошло, так и должно было быть. Он почувствовал, что где-то в тайниках собственного мозга он уже догадывался об этом...

Картина электрической жизни мозга становилась все более ясной. Теперь понятно, откуда взялись эти сравнительно медленные колебания тока, которые так ясно фиксировались на фотографической ленте и сбивали с толку всех исследователей. Это были так называемые в электротехнике «биения». Они получались в результате одновременного действия на приемный аппарат нескольких и, очевидно, весьма многих волн разных частот. Их колебания то совпадали по направлению, и тогда получались усиленные, высокие, медленно спадающие взмахи, то, наоборот, нейтрализовали одно другое, также постепенно затухая.

Правда, «биения», изображенные на цереброграммах, дают представление о деятельности мозга. Эти физические суммы колебаний все-таки характерны для каждого раздражения, для каждого состояния организма, по ним можно изучать мозг, определять расположение и границы его отдельных областей... Но «биения» — это только символы действующих в мозгу электрических сил. Символы эти недейственны. Действуют же те элементарные волны, из которых слагаются «бнеиия». Ими-то и нужно овладеть, чтобы получить власть над организмом...

Теперь, когда Ридан открыл, что токи в мозгу переменные и пульсируют со страшной скоростью — ие меньше, чем миллионы, может быть, миллиарды колебаний в секунду, —он был уверен, что существует и излучение мозга. Оно ие могло ие существовать. Такие токи создают электрические и магнитные поля, порождают электромагнитные волны, которые должны неминуемо распространяться вокруг.

Их, очевидно, можно поймать хотя бы иа самом коротком расстоянии. Никому из ученых еще не удалось этого сделать.

Поймать! Только тогда можно будет окончательно убедиться в правильности всех выводов.

Ридан почти не сомневался, что контрольный опыт подтвердит его предположения.

Он обнажил участок зрительной области мозга кролика и расположил приемную иглу против отверстия в черепе на расстоянии двух миллиметров. Все остальное пространство вокруг иглы — этой импровизированной серебряной антенны — было заэкранировано свинцовым шаром, чтобы никакие случайные волны извне ие могли подействовать на иглу.

Полная темнота Кролик ие должен ничего видеть. Нажимом кнопки профессор включил осциллограф и вслед за этим дал две вспышки маленькой электрической лампочки перед глазами кролика.

Через двадцать мниут Ридан держал в руках проявленную ленту- Ровная прямая линия пересекала ее по всей длине. Никаких колебаний.

Несколько раз Ридан повторял опыт, но неизменно получал ту же невозмутимую, ровную линию.

42