Техника - молодёжи 1952-06, страница 36

Панюшкин сидел в передней части гондолы, перед щитом с приборами, в таком

же кресле, как и Александров.

го газа, подвешенные внутри каждого из отсеков баллона, с индикаторами внутри гондолы.

Все четырнадцать строп уже освободились от складок оболочки, ни одну из них не защемило. Свободно свисали также «вожжи» и провода.

Убедившись в этом, Александров перенес взгляд вниз и невольно залюбовался открывшейся картиной. Под ним в голубоватой дымке распростерлась степь. Горизонт был приподнят, и земля внизу имела вид гигантской плоской чаши из зеленого фарфора. На востоке, на краю этой чаши, сверкала излучина реки. Зеленый фон полей прочертили мощные полезащитные лесные полосы. Виднелись красные и серые квадратики крыш, темные прямоугольники пахоты, зеркальные осколки прудов.

«Эх, хорошо! - полной грудью вздохнул Александров. — Однако теперь любоваться не время — надо осмотреть и нашу «коляску».

Гондола СЭС была построена с таким расчетом, чтобы воздухоплаватели могли в ней свободно передвигаться. В длину она имела более трех метров, а в ширину в передней части — около двух, а в задней - около одного метра.

Корпус гондолы был яйцевидной формы. Внутри гондола походила на небольшую сводчатую комнату с двумя круглыми окнами по сторонам и еще одним окном меньшего размера в передней части. Под этим окном был расположен щит с приборами — высотомерами, индикаторами дистанционных термометров для определения температуры газа в отсеках оболочки и температуры наружного воздуха, указателем запаса балла-«ста, индикатором анемометров. Около щита виднелись вводы для концов строп, идущих к выпускным клапанам, рукоять механизма, регулирующего расход балласта, и крас

ное кольцо от механизма отцепле-ния СЭС от троса. Против щита к полу было привинчено вращающееся кресло первого пилота. Рядом с креслом на стене висела коротковолновая рация с телефоном. В задней, более узкой части гондолы находилось второе вращающееся кресло, и около него к бортам были прикреплены два шкафчика: один — с кислородными баллонами и масками, другой - со скафандрами. Позади кресла второго пилота всю стенку гондолы занимала эбонитовая панель с двумя десятками циферблатов различных электроизмерительных приборов, счетчиками оборотов и кнопочными переключателями -пульт управления ветроэлектроге-нератором.

Александров закончил осмотр гондолы. Все было в исправности. Его смутило лишь то, что высотомер показывал уже четыре тысячи метров.

«Что-то 'слишком много», — подумал Александров и посмотрел на циферблат указателя скорости подъема. Стрелка его дрожала около цифры три. Скорость подъема увеличилась втрое. «Неужели Панюшкин сбросил сразу много балласта, решив скорее достичь высоты?»

Но уже через секунду Александров понял, что это не так. Ведь тогда был бы слышен шорох сыплющегося песка. В чем же причина такого ускорения?

Александров оглядел другие приборы на щите и понял: газ в оболочке нагрелся под действием солнечных лучей, и его подъемная сила резко увеличилась.

Непроизвольно летчик наклонился к рукоятке балластосбра-сывателя.

— В чем дело? — круто повернулся Панюшкин.

— Надо прекратить выпуск балласта. *

— Почему?

— Мы поднимаемся слишком быстро, не по графику. Солнце...

— Понимаю. Включите балласто-сбрасыватель.

Александров повернул рукоятку и, несколько обиженный тоном первого пилота, так же сухо доложил, что осмотр системы СЭС показал, что она в исправности.

— Хорошо, — кивнул головой Панюшкин и взял телефонную трубку рации. — Я сейчас сообщу об этом на землю, а вас прошу приготовиться надеть кислородную маску и включить электропечи — становится холодно...

Пока Панюшкин говорил, пови-димому, с академиком Никольским, Александров достал маски и сочленил их шланги с баллонами.

Летчик решил не обижаться всерьез на Панюшкина. Юноше так хочется чувствовать себя командиром! Это вполне естественно.

Александров сказал как можно проще:

— Обычно я начинаю пользоваться кислородом с пяти тысяч метров. Поэтому надевать маску немного повременю, а пока я хотел бы высказать вам некоторые соображения о баллоне СЭС. Разрешите?

— Я также начинаю пользоваться кислородом не ниже пяти, — ответил Панюшкин и, помолчав немного, добавил: — Так о чем же вы хотели мне рассказать, товарищ Александров?

— Видите ли, осматривая оболочку баллона еще там, на старте, я пришел к заключению, что для опыта она подходит, но для эксплуатации будет непригодна...

Панюшкин сделал протестующий жест.

— Одну минутку! Дайте мне досказать, — продолжал Александров. — Дело в том, что хотя капроновая ткань очень прочна, длительной эксплуатации она не выдержит. В особенности в тех местах, где крепятся стропы. Как только будет включен ветрогенера-тор, ткань здесь под воздействием неизбежных порывов ветра довольно быстро потеряет прочность...

— Все рассчитано, — перебил его Панюшкин. — Рассчитано крупнейшими специалистами ЦЭИ и одобрено воздухоплавателем полковником Кругловским!

— Я еще не кончил, — продолжал Александров. — Так вот. Помимо этого ослабления оболочки в отдельных местах, мягкая система, притом большая мягкая система, при сменах режима ветрового потока будет неизбежно деформироваться. Понимаете? Непрерывно менять свою форму! И это будет способствовать ее быстрому изнашиванию.

— Ерунда! - небрежно бросил Панюшкин. — Неужели вы...

, Но юноша не закончил фразы. Лицо его неожиданно побелело, и он стал судорожно хватать воздух открытым ртом.

Александров тоже почувствовал, что и ему становится как будто нечем дышать.

— Ах, чорт! Ведь нужно надеть маски! - вспомнил он и, протянув Панюшкину одну из масок, стал надевать на себя другую.

Панюшкин, отвернувшись, также натянул на себя шлем с респиратором, и Александров увидел, как у него несколько раз поднялись плечи - он делал глубокие вдохи животворного газа...

34