Техника - молодёжи 1955-10, страница 36

в науке совершенствовался? Всего три месяца мы здесь, и вот — первая жертва. Кто теперь на очереди? Чувствую, что я. К чему мне тогда честь, почет и слава межпланетного путешественника? Не хочу славы! Хочу голубое небо, луг с зеленой травой, деревья с листьями. Минуты считаю, а еще месяцы впереди».

Вижу я, человек не в себе, товорю ему ласково, как детей уговаривают:

«Доктор, вы переутомились, вам отдохнуть надо. Опасно повсюду бывает, в городе улицы переходить и то опасно. В Кременье, когда гроза в лесу, — еще страшнее. Один раз сосна сломалась, упала на просеку, веткой меня по спине хлестнуло. Еще бы шаг—и конец. А как на войне? Там не глупые небесные пули, а злые, вражеские, с умом направленные. Как же наши отцы в атаку на пули шли? Нужно было, вот и шли. И наша работа Родине нужна. Сами знаете, не мне объяснять».

«Эх, Маруся, — вздохнул он, — ясный ты человек, и душа у тебя здоровая. Полюбила бы ты меня, и я бы рядом с тобой здоровее стал и крепче».

Что ему сказать на это? Я говорю: «Доктор, я вас уважаю и помогу, как умею, а люблю я Шуру-радиста, я вам про это говорила».

Усмехнулся он и гордо так спрашивает:

«Чем же я хуже этого Шуры-ра-диста?»

«А тем и хуже, — отвечаю всерд-цах, — что Шурка полярной ночью песни пел, всех смешил, а вас самого утешать надо. И тем еще, что Шурка мне говорил: «Полюби меня, на руках носить буду», а вы говорите: «Полюби меня, чтобы меня спасти». И еще тем, что Шурка ради меня своим интересом поступился, а вы для своего интереса готовы все забыть и бегом бежать».

Поклонился он мне с издевкой.

«Спасибо, — говорит, — за отповедь». С тем ушел и дверью хлопнул.

Он ушел, а меня совесть замучила. Нечего сказать, отплатила за заботы. Человек душу обнажил, тоску излил, а ты к нему с поучениями. А сама по зелени не тоскуешь? Хоть бы зеленые перья лука увидеть, капустные головы в распахнутых одежках. На Луне зеленого ничего нет, ни травиночки. Там все черное, бурое, красноватое. Принесла бы доктору живую зелень, больше утешила бы, чем словами.

Запала мне в голову эта мысль, и как встала я на ноги, вернее на одну ногу как следует, а на другую кое-как, полезла я наверх, в склад. В склад, кроме меня, никто не ходил. Здесь могла я по секрету приготовить подарок для доктора.

А задумала я очень простое дело: вырастить зеленый лук и доктора свежей зеленью угостить. Вся сложность в том, что на Луне никогда ничего не росло, со всякой малостью там затруднение. Воды там нет, я ее из технических запасов брала. Там у нас воды тонны были, ведро-другое не играло роли. Почвы подходящей на Луне тоже нет, вместо песк^ и глины каменная пыль и в ней как бы железные опилки. Извести тоже нет, Костя мне полевой шпат за 40 километров принес... Истолкла я этот шпат в ступке, нажгла туда золы, смешала со всякими кухонными отбросами, и так получилась у меня вроде оемля для рассады.

Со светом опять хлопоты. Солнце на Луне знойное, лучи у него губительные для растений. У Сережи небесного я выведала—он сказал, оконное стекло защищает от этих лучей. У нас-то окна были кварцевые, не спасут, но я взяла у Ани битые склянки, поставила между окном и рассадой.

Возни было с этим луком, как на земле с какими-нибудь ананасами.

34

Лунный день долог; может быть, для лука это вредно. Перед сном я окна завешивала. Лунная ночь длинна—для земного лука непривычно, кварцевую лампу пришлось зажигать.. В середине дня духота, жара, в конце ночи — мороз. То поливка нужна, то отопление.

Но удался лук. Сначала не прорастал, а потом пошел и пошел. Перья тоненькие, а ростом выше меня. Должно быть, лук к земной тяжести приспособлен, а на Луне тяжесть иная, вот и вышел мой лук с кукурузу ростом. А на вкус не очень хорош — свежий, острый, а сочности нет.

Но jBce же приятно. У нас на кухне все сушеное и мороженое, свежей зелени с отъезда не видали. Витамины пили каждый день, — все-таки не то.

И вот приготовила я луковый десерт, нарезала, разложила по тарелочкам, добавила соли, уксусу, вареной картошки. Для земной столовой"— простейший гарнир, для Луны — праздничное блюдо. Расставила на подносе, несу в столовую... и слышу: в столовой Аня и доктор, и ведут они такой разговор.

Доктор говорит:

«Анна Михайловна, я должен доложить, что у нас есть больной».

«Но Маруся выздоравливает, разве ей хуже?»

«Речь идет не о Мару се. Больной — я».

«Чем же я могу помочь вам, доктор? Вам придется вылечить себя самому; в крайнем случае, по вашему предписанию я моту поставить вам банки».

«Анна Михайловна, я не шучу. У меня полиневрит на почве авитаминоза. На земле такие вещи легко вылечивают кумысом, свежим воздухом, фруктами. Но лечить надо своевременно, иначе могут быть тяжелые осложнения, вплоть до паралича. Если бы вы заболели, Анна Михайловна, я бы настаивал на немедленной отправке вас на Землю».

Ну, думаю, во-время я пришла. Раскрываю дверь и к доктору с подносом:

«Вот вам природные витамины, сама вырастила».

Глянул он на меня, словно кнутом хлестнул:

«Уберите, — говорит, — ваш силос.— И Ане через мою голову: — Я вам доложил, принимайте решение. Если вы нуждаетесь в моем обществе, я потерплю».

У Ани тубы задрожали, убежала к себе. Я стою с подносом в руках и реву, просто в голос реву. Обидно мне: так я старалась, так надеялась угодить, утешить доктора, с больной ногой по лестнице бегала, а он еле взглянул. Уберите, говорит, ваш силос.

Ребята прибежали — умывались после работы. Спрашивают, уговаривают, по головке гладят, как маленькую. А Костя взял из рук поднос, увидел зеленый лук, ест и нахваливает: ай да лук, откуда взялся. После лунной беготни аппетит у него волчий. Пока другие со мной возились, он три тарелочки очистил.

Успокоилась я, повела их наверх в склад, показала весь мой лунный огород. Хвалили они меня выше всякой меры. Костя лунной мичу-ринкой назвал, руку пожал. А у Сережи небесного уже план: голова у него была такая, с фантазиями.