Техника - молодёжи 1958-07, страница 37

Запомните, что вам будет сниться. Говорят на новом месте сон всегда в руку, сбывается.

Я разделся, лег и сейчас же заснул.

И вот тут-то меня посетило удивительное сновидение. Оно началось как-то сразу, внезапно возникнув из черного прорвала небытия. Никогда еще я не видел такого реального сна. Казалось, сама жизнь ворвалась в него.

...Лунная дорожка пробежала через Волгу. На крутом склоне амфитеатром раскинулся город. Тихо звучит знакомая песня. Золотая россыпь огней отражается в темной воде... Горький... Громадная баржа втягивается в бетонную камеру. Быстро уходит вода, и корпус баржи садится на гигантские стальные обручи... Они поворачиваются... Кажется, баржа сейчас упадет — мне хочется закричать... Но обручи цепко держат огромный черный корпус. Баржа перевернута, и из открытых люков льется в желоба поток зерна... Он ближе, ближе... Сейчас захлестнет меня... Я кричу... и просыпаюсь.

— Ого! — воскликнул Трах, внимательно посмотрев на меня, когда я вышел к завтраку. — Держу пари, вам приснилось что-то удивительное.

В нескольких словах я пересказал сон.

— Э, Константин Петрович! — Трах погрозил длинным пальцем. — Вы шутите. Волга — верю. Горький — верю. Но перевернутая баржа — это уже слишком! Вы читали в «Про-мышленно-экономической газете». Сознавайтесь...

— Да я несколько месяцев не видел эту газету!

Недоверчиво качая головой, Трах вышел на веранду и

принес кипу старых газет.

— А это что такое? — спросил он, разворачивая одну.

Я посмотрел, и, честное слово, мне стало как-то не по себе. На четвертой странице, под рубрикой «Техника будущего» была помещена статья о гигантских баржеопроки-дывателях, проектируемых для Горьковского речного порта.

— Признайтесь, что вы пошутили, — смеялся Трах. — Кинокартины бывают документальные, но не сны.

Мне почему-то не хотелось соглашаться, и я рассказал Траху, как однажды видел во сне, что у меня выпал зуб. Через неделю зуб действительно заболел, и пришлось обращаться к зубному врачу.

— Подумаешь, чудеса! — фыркнул Трах, пренебрежительно пожав плечами. — Это же объясняется очень просто. Днем вы заняты тысячами дел, вам некогда прислушиваться к сигналам организма — особенно если эти сигналы слабы. Иное дело ночью. Заболевший орган продолжает посылать в мозг импульсы возбуждения, и они уже не подавляются более сильными импульсами, идущими от внешних органов чувств. Отсюда и соответствующие сновидения. Немецкий естествоиспытатель Конрад Геснер описал такой случай: человеку приснилось, что змея укусила его в грудь, а через два дня на груди действительно появилась язва.

— Как же тогда объяснить мой сон? —перебил я.

— Очень просто. Вы его сами выдумали!

Я пожал плечами.

— Вы чем сегодня занимаетесь? — спросил Трах, неожиданно меняя тему разговора.

— Пойду на реку.

— Ну, а я буду прыгать со скакалкой. Счастливо!

Признаться, Трах меня удивлял. Я не понимал его. Кто он такой? Чем занимается? Зачем ему нужна скакалка?

Весь день я провел у реки, устал и поэтому спал на редкость крепко. Но утром меня разбудил какой-то внутренний толчок. Я успел заметить время — семь часов, и сейчас же снова погрузился в сон.

...Видение возникло из темноты и первые мгновения было покрыто серой дымкой. Потом выплыл краешек солнечного диска, и я увидел море, горы, покрытые соснами и буком. Какой-то голос подсказал: «Ты видишь восход солнца с вершины Ай-Петри». Так это южный берег Крыма! Я жадно всматривался в виноградники, парки, сады, белые корпуса санаториев... Дрогнув, видение изменилось. Теперь вокруг меня были темная хвоя, пушистые мимозы, веерообразные кроны пальм, подстриженные шапки лавра. В просветах зелени мелькнули знакомые контуры белых зданий, и я понял: «Ялта». Но тотчас же неведомая сила подхватила меня и, вызывая странное ощущение полета, повлекла куда-то вверх. Далеко внизу осталась Ялта, и я увидел по одну сторону от нее Ливадию, Ореанду, Мисхор, Алупку, Симеиз, по другую — Гурзуф, Алушту, Судак. Я опускался и вновь поднимался. Передо мной проплывали знакомые места. С улиц Гурзуфа я любовался Медведь-горой, в Судаке видел развалины средневековой генуэзской крепости... А сон продолжался, и таинственная сила несла меня над крымским побережьем... Потом все исчезло. Я видел только цветущую

акацию, купался в море белых лепестков, вдыхая их пряный запах...

Проснувшись, я не сразу сообразил посмотреть на часы, а когда посмотрел, на них было уже двадцать минут восьмого. Бодрость и какое-то необычайно светлое настроение, возникшие в последние мгновения сна, так и остались у меня на весь день.

Трах встретил меня вопросом:

— Ну, какой сон мне придется разгадывать сегодня?

Я ответил коротко:

—• Крым.

Он громко расхохотался, взмахивая длинными руками.

— А вы умеете устраиваться! Шикарный сон! Ну-ка, расскажите.

Стараясь говорить безразлично веселым голосом, я начал рассказ. Трах бесцеремонно прервал меня:

— Все понятно. Вы бывали в Крыму, вот и приснилось.

Я действительно бывал в Ялте, Гурзуфе и Алуште, но Судака и Карадагских гор мне не приходилось видеть. Когда я сказал об этом Траху, он пожал плечами:

— Вы могли их видеть в кино, могли, наконец, видеть на фотографии.

Это была дельная мысль. Я неуверенно возразил:

— Что-то не помню таких случаев.

— Глупости! — не очень вежливо ответил Трах. — Вы просто забыли. Была, знаете ли, однажды такая история... Французский ученый Деляж увидел во сне, что у него в доме на лестнице вместо одного украшения, стеклянного шара, поставлено другое — медная еловая шишка. Проснувшись, он пошел на лестницу и действительно обнаружил медную шишку. Чудеса? Отнюдь нет. Украшение сменили тремя днями раньше, но Деляж, занятый своими мыслями, не обратил на это внимания. Только зрение — оно работает автоматически — передало новое изображение в мозг. Во время сна это изображение и выплыло. Так и у вас: где-то вы все-таки видели Карадагские горы.

Спорить было бесполезно.

— Скажите, — спросил я, — а вам не снятся сны?

Лицо Траха изобразило ужас.

— Мне?! Что вы! Я ненавижу сон! Мы спим восемь часов в сутки — это же треть жизни! Двадцать лет из шестидесяти. Все человечество приговорено проводить одну треть своей жизни во сне, в небытии. На земле живет свыше двух миллиардов людей, и каждый из них в среднем восемь часов спит. Шестнадцать миллиардов человеко-часов за одни лишь сутки! Сколько это неоткрытого, неизобретенного, непрожитого... Даже самые свирепые эпидемии, самые ужасные болезни обходятся человечеству в сотни, тысячи раз дешевле... Человек может месяц прожить без пищи, десять дней — без воды и только пять — без сна. Тот, кто хотя бы на час уменьшит норму сна, окажет людям величайшую услугу....

Весь день я не мог забыть об этом разговоре. А мой странный сосед, несмотря на ненависть ко сну, почти все время спал. Сон и скакалка — других занятий Трах не признавал. После завтрака он запирался у себя в комнате, и в открытое окно далеко разносился громкий с присвистом храп. С двенадцати до четырех Трах бегал со скакалкой. Пообедав, он снова ложился спать и раньше семи не появлялся. К моему немалому удивлению, Трах никогда не выглядел заспанным, а ведь спал он никак не меньше четырнадцати часов в сутки.

Вечером Трах спросил меня:

— Что бы вы хотели сегодня увидеть во сне?

Я ответил первое, что пришло на ум:

— Гавайские острова.

Он подумал, потом сказал:

— Что ж, заказ принят.

Мы оба рассмеялись.

На этот раз сновидение пришло раньше обычного. Спокойно так, как будто в этом не было ничего особенного, я смотрел на «острова вечной весны»...

Мерно вздымаются отлогие волны. Сверкают звезды, отражения их бегут по неровной поверхности океана и гаснут в бурунах, отброшенных корпусом корабля. Впереди — вулканическая вершина самого крупного острова архипелага — Гавайи. Дальше в туманном свете сумерек неясно вырисовывается другой остров — Майи... Я вглядываюсь, и из темноты выплывает еще один остров, знакомый мне по описанию Джека Лондона. Это остров прокаженных — Молокаи.

Надвигается ночь. Справа видны темные силуэты кораблей. Я догадываюсь — мы у причалов Гонолулу. И сразу наступает утро. На берегу, совсем рядом, высокая башня.

зз