Техника - молодёжи 1971-10, страница 48

ярдной партии, врезаются в гущу своих собратьев, еще не согнанных с мест. Беззвучный удар — и уплотнившийся рой электронов несется дальше.

Стоп — участок с повышенной напряженностью поля кончился. Разбежавшимся электронам дальше ходу нет. Самые быстрые из них зацепились где-то в узлах кристаллических решеток. Стоит поменять полярность напряжения, и они возвратятся на свои уровни. Партия на бильярде закончена, шары опять на местах.

Здесь и зарыта собака. Ведь электроны, оседая на орбитах, возвращают, излучают кванты света. Каждый электрон — по одному кванту. От энергии квантов зависит цвет излучения...

Я приглашаю ее к микроскопу.

— Посмотрите: кусочек люминофора при сильном увеличении похож на ночное небо. Звезды — это люминесцентные центры, здесь сталкиваются электроны. Между ними — темные области. Звезды мерцают: в одних центрах элекаронный бильярд заканчивается, в других только начинается. Ведь нй люминофор подается переменный ток. Правда, уловить мерцание вам не удастся, полярность напряжения меняется пятьдесят раз в секунду — при такой частоте все сливается для наших медлительных «инерционных» глаз в ровное сияние.

— Это интересно. Но так далеко от пространства Гильберта.... Значит, вы можете совмещать повседневную работу и мечту.

— Могу, — говорю я. — Научился. Тем более что это не так уж и далеко друг от друга. Точки в пространстве Гильберта и электроны очень похожи. И те и другие меняют направление движения и возвращаются на места. Вот только причину этих колебаний в Гильбертовом пространстве найти труднее. Какое-нибудь бесконечномерное поле... А люминесцентные центры разве не похожи на звездные скопления?

— Да, очень похожи. Там даже есть свои сверхновые.

Прощаясь, она говорит:

— Можно, я напишу в очерке и о пространстве Гильберта?

— Ну, если только совсем немного...

Прошло месяца три или четыре, и пространство Гильберта напомнило о себе само.

Возвращаясь как-то с работы, я заметил человека, словно разыскивающего 'что-то на незнакомой улице. Оказалось, что он искал мой дом. Мы вместе вошли в подъезд.

— Вы не подскажете, где здесь такая квартира... — и он назвал номер моей квартиры.

— Значит, вы ко мне? — спросил я, немного озадаченный.

Я впервые в жизни видел его. Ему было лет пятьдесят, на нем было черное, видавшее виды кожаное пальто. Он показался мне чуть наивным, но хорошим, искренним человеком.

Я назвал свое имя и тут же понял, кто ко мне пожаловал. Эта странная догадка пришла так неожиданно, что я растерялся, когда он подтвердил ее. Да, он бывший военный летчик. Александр Ковалев. Случайно наткнулся на очерк обо мне, о наших люминофорах. И о двух мальчиках, собиравших осенью сорок второго картошку на пригородном поле. Разыскал меня через редакцию.

...Мы сидели до рассвета.

А когда вдоль шоссе встали из тьмы громады домов и в небе задрожали и погасли последние звезды, пошли пешком до Садового кольца, свернули направо, к площади Восстания, миновали улицы Герцена и Качалова, Красную Пресню.

На утренних улицах непривычная тишина, кажется, редкие автомашины не в силах разбудить их. Но серое небо светлеет, купол планетария уже отливает плавящимся свинцом, и окна домов на Малой Бронной и Садовых улицах начинают поблескивать.

— Знаете, с тех самых пор я люблю Москву, — говорит он. — Может быть, я и раньше ее любил, но только это как-то не особенно проявлялось. Легко ли вспомнить, что в сорок первом десятки баррикад появились на московских улицах — у Балчуга, на Бородинском мосту, — в центре и на окраинах? Что зеркальные витрины на Манежной площади скрылись за мешками с песком?

Я тоже люблю Москву с тех самых пор. Потому что он любит ее.

Но и он видел мир моими глазами, — тогда, в далекий сентябрьский день он оказался рядом с моим братом, взглядом провожавшим его самолет. И когда Ковалев начал разбираться в происходящем, земля исчезла из-под его ног так же внезапно, как и появилась.

Но прежде он успел запомнить остывающую оранжевую полосу над лесом, черные, как бы остановившиеся, машины на шоссе.

Перед ним лежало картофельное поле с росшими посреди одинокими деревьями, местами серое, как пепел, местами красноватое от снопов света.

Стороной шагали к горизонту вышки электролинии. Огненные цветы заката, покрывшие облака, косогор и поле придали земле неповторимый оттенок грусти. С неба спустился прохладный поток синего воздуха, смешавшийся у самой земли с легким дымом и запахом близкой реки.

И он успел вдохнуть этот воздух.

Стихотворение номера

В конце 20-х годов к одному из основателей отечественного ракетостроения, Ф. Я. Цандеру, приехал с Поволжья сын бедного ремесленника Александр Подлипаев. Предложенный юношей проект магнитного двигателя для космических кораблей заинтересовал ученого. Так Подлипаев стал помощником Цандера. Впоследствии он участвовал в Великой Отечественной войне, работал лектором планетария.

Ныне Александр Иванович пенсионер, проживает в городе Арзамасе.

Публикуем два стихотворения ученого и поэта Александра ПОДЛИПАЕВА

Звездная ночь

Ночь плывет среди звезд? Или звезды купаются в Тьме

Миротворной? Млечный Путь — вечный мост, А в потоке — живые, горячие

зерна!

Ни понять!.. Ни обнять!..

Не любить — невозможно! Далеко все и близко... Молчаливо...

Тревожно...

Как антенны, как крылья, вздымаю

я руки:

Ухожу в вышину и в миров тишину... За волной посылаю вдогонку волну: И познания гимн, и искания муки!.. Заклинаю тебя: «Отзовись!» Я — мгновенье и слабость...

Я — сила и вечность... Я тобою из праха подъятая Жизнь, Я — ничто и как ты —

бесконечность!.. В море тьмы — негасимое рдение

света...

В черном холоде — яркая, жаркая

Мысль,

И крылатая песня поэта, И ракеты, сверлящие Высь!

Памяти академика С. П. КОРОЛЕВА (Акростих)

Как в корабле сверхдальнего полета, Он в каменной стене Кремля... Распалось «я»... Но вновь родит

кого-то,

Отдаст взамен творящая Земля. Людская мысль и воля не случайны: Еще не раз подобные ему В жизнь явятся из недр вселенской

тайны,

Свершат под Солнцем подвиг

чрезвычайный, Потом уйдут кометой в Первотьму... А мысль живет, растимая трудами, Космические формы обретя; А времена в пространстве: годы

днями

Движеньем претворяются в путях!.. Еще не кончен подвиг Прометея: Мирам иным несет его Земля... И смерти не подвластны тех идеи, Кого хранит, как мать, стена Кремля.

46