Техника - молодёжи 1976-01, страница 24

обратном пути набираем из ящика лед — для чая. Ящик стоит возле балков строителей. Лед голубой, чистый. Андрей Васильевич колет лед и ставит ведерко с ним на плитку Лед тает, тоненько позванивая.

День четвертый. Воскресенье

Ветер восточный, 11 м в секунду. Минус 15°.

Теплая метель. В вытяжной трубе над балком свист. В конторку, куда я ходил на утреннюю планерку, пробираются на четвереньках — ее занесло по самую крышу. На Хараса-вэе все внешние двери, что на улицу, открываются внутрь помещения. Когда кончается пурга, их открывают и в спрессованном снегу прорезают себе выход.

Авиация стоит, земля работает. Слава Кузнецов сидит в кабинете, растирая абсолютно белое ухо: он только что прошел 5—10 м до столовой. Против ветра. Предлагает ехать на восьмую буровую.

Через минуту окунулись в белую тьму. Ни малейшего ориентира, ни крохотной зацепки для глаз. Разум, привыкший определять свое положение в пространстве, бунтует. Исчезает чувство реальности, перспективы. Опускаю глаза и разглядываю фару на капоте, настоящую, железную.

В «молоке» углядываю крохотное черное пятнышко. Кажется, оно рядом с вездеходом. Сейчас-сейчас исчезнет под гусеницами. Но оно не приближается и не увеличивается, словно висит перед тупой мордой вездехода. Мы стоим? Нет, судя по тряске, скорость приличная. Зрение упорно опровергает это ощущение. А пятнышко неожиданно превращается в здоровенную бочку. Они разбросаны вдоль основных «дорог» ориентирами. Каждое пятнышко в этом свистящем облаке из колючей ваты — благо, черное солнышко реальности.

У плавкрана, зимующего в устье реки Харасавэй, строители выгру

жаются. Слава поднимается на берег и ищет восьмую буровую

С мастером Александром Эрвье познакомиться мне сегодня не удалось: он спал. Дело в том, что уже двое суток бригада «добивала» квартальный план экспедиции. До него оставалось полтора десятка метров, а Арктика, по-видимому, склонна была наложить на это дело резолюцию: «Отказать». Затупилось долото, потом сломался насос; его чинили всю ночь.

Затем мастер Эрвье спал, разметавшись в своем вагончике. И с размалеванной вырезки из зарубежного журнала на него смотрел такой чужой вою и свисту пурги баловень публики Элвис Пресли. На другой стенке возле рации приколот наряд на буровые работы, где с бюрократической прямолинейностью был сформулирован смысл жизни и работы мастера Эрвье, его бурильщиков, его помбуров и всех 200 человек на Харасавэе, привычно делавших сегодня свое дело: «Цель бурения— разведка на нефть и газ».

День пятый. Понедельник

Ветер 24 м в секунду с северо-востока. Минус 14". Пурга.

Я летел на Харасавэй и думал: десятый год в северных командировках — и ни разу не пурговал. Непорядок! Даже не расскажешь, как водится, о длительном сидении под свист пурги. Теперь расскажу. Но сначала надо вылететь на Большую землю.

Почти ощупью пошел к ящику со льдом. Лицо моментально стало мокрым от теплого снега, а потом покрылось коркой. Кто-то из строителей навесил на ящик крышку и приделал замок, чтоб «экспедиция наш лед не растаскивала». Вот уж воистину: на полюсе льда не выпросишь.

В столовой все разговоры о смене: завтра прилетают. Редко-редко кто-нибудь осторожно добавит: «Если будет самолет».

День шестой. Вторник

Ветер восточный, 15 м в секунду. Минус 16°.

1 апреля. Пурга не стихает. По радио концерт для полярников Западного сектора Арктики. Наткнулся на него случайно.

Звуковое письмо на полярную станцию Антипаюта.

Домашние новости. И песни. Сестра говорит брату: «У нас весна в полном разгаре. Не унывай, уже немного осталось». И песня «Белый танец». Она особенно трогает, когда за окном сплошной «белый танец» — вьюга. Это единственная «дама», которая сегодня приглашает нас на вальс.

Девочка Аня разговаривает с мамой и папой, они зимуют на острове Виктория:

— Я стала кушать хорошо, во мне двадцать четыре килограмма, а раньше было ровно двадцать.

Для зимовщиков с Малого Таймыра звучит модная песня, а полярнику с острова Рудольфа сообщают, что у него родилась дочка. Жизнь протягивает свои теплые руки к ледяной Арктике...

Заставил себя обойти всю базу. Полузанесенная снегом техника. В кабине «Урала» — она на уровне моих колен — за рулем, как заправский гонщик, «сидит» огромный сугроб. А рядом в боксе на два голоса мурлычут дежурные тракторы, словно два больших кота сидят и вторят друг другу: как уютно под гофрированной крышей и как не хочется выползать туда, где хлещет

На снимках:

А вот бригада Кожевникова отмечает новоселье. Здесь упрется в небо новая буровая.

Новая буровая начинает «сверлить» землю» (вид сверху).