Техника - молодёжи 1998-10, страница 27

«Новороссийска» капитан 1-го ранга А.И.Кухта (он был в отпуске) и его помощник Сербулов были уволены с флота.

...Итак, по официальному заключению Правительственной комиссии, «Новороссийск» погиб после взрыва под его днищем старой мины или фугаса,-оставленных немцами на дне бухты еще в войну. Все вроде бы так, но...

В последние годы появилась новая версия октябрьской трагедии. Правда, еще в 50-е гг. моряки-черноморцы поговаривали о том, что «Новороссийск» стал жертвой диверсии, но доказательств тому пока обнаружить не удалось. Тем не менее, такой версии придерживаются составитель сборника документов «Гибель линейного корабля «Новороссийск» Б.Каржавин и писатель-маринист Н.Черкашин. Ему и слово. Но прежде — □

Свидетельство очевидца

ВЕРНУЛСЯ И СКАЗА/1: «ЖИВОИ!»

Матрос Владимир Семиошко дневалил в 32-м кубрике и находился около панели с телефонами, которые связывали отсек с главным и запасным командными пунктами, постом энергетики и живучести и 4-й электростанцией. Вот что он вспоминал:

— Чтобы не задремать, я не выпускал из рук телефонную трубку. И вдруг она вырвалась, корабль вздрогнул, вырубились светильники. Я решил, что линкор толкнул швартующийся к нему водолей, но сразу началось непонятное: заиграли боцманские дудки, объявили аварийную тревогу. Включив освещение от аккумуляторов, я разбудил матросов, они разбежались по постам, и я остался один. Попробовал послушать по телефону команды, но ничего не понял, а на мои вопросы не отвечали. Тут в кубрик заглянул мой годок и земляк Женя Хиж-няк, сказал, что где-то в носу взрыв, схватил бушлат и убежал. Заработала трансляция, и в динамике прогремело: «Боевая тревога!». По ней я должен быть у рулевой машинки. Выскочил наверх — линкор освещен прожекторами, на корме, по правому борту, стоят матросы. Заиграли сигнал «Захождение»; на корабль поднялся командующий флотом и приказал: «По местам стоять, за живучесть бороться».

Я вернулся в кубрик. Там горел свет, по трансляции слышались

команды, приказы, крики, шум. Крен увеличивался, и с коек стали падать подушки и матрасы. Забегавшие ребята говорили, что есть убитые и раненые. Крен нарастал. Я ждал приказа покинуть помещение, потом высунулся из люка в 28-й кубрик. Там палуба скособочилась, полно народа, каждый за что-то держится, но один за другим срываются. Помню, моторист Костя Радзинский крикнул: «Сейчас опрокинемся! Прощайте, товарищи», — оторвался от перил и упал к левому борту. Внезапно все перевернулось, воздушной струей меня вытолкнуло в свой кубрик. Там еще горел свет, и я увидел в люке руки и голову матроса, втащил его... и тут стало темно, хлынула вода, давануло по ушам...

Внизу был вентиляционный трюм-чик глубиной с метр, в него мы складывали чемоданы, лишние матрасы и прочие вещи — так вот, нас туда и затолкнуло. Вскоре все утихло. В кубрике над водой была воздушная подушка толщиной 60—70 см. Пришли в себя, разговорились; матрос спросил, где выход отсюда, я объяснил, что через 28-й кубрик, но это уже не для нас, надо ждать помощи.

Прислушались — где-то пели «Варяга» и стучали, удары слышались и глухие, и звонкие, и далекие, и близкие. Света не было, но залившая нас вода сильно фосфоресцировала. Познакомились. Моим товарищем по несчастью оказался Вася Хабибулин, артиллерист из 4-й башни. У него на всю грудь татуировка — изображен наш линкор. Поговорили, решили, что если выживем, не забудем друг друга. Нашли гаечный ключ, постучали. Очень хотелось спать, но понимали, что нельзя.

В корме, в румпельном отделении, стуки прекратились, но долго продолжались в районе правой машины. И вдруг заработала настройка трансляции, захрипело, зашипело, кто-то дунул в трубку, и раздалось отчетливое: «Всем, всем, всем! Кто меня слышит — ударьте в корпус». Казалось, загремел весь линкор.

Слышимость по трансляции была отличной, доносились разговоры у микрофона. Потом пошли команды: «Вызываю помещение... отвечайте двумя ударами». Начали с носа, и когда дошли до нас, мы стали выбивать номера шпангоутов (186—198), правый борт. Затем вызывали помещения, раз двадцать наш кубрик, потом шкиперскую кладовую. Мы отвечали тремя ударами, потом много раз «32», но нас не понимали, переспрашивали: «Вас 32 человека?» Отвечаем тремя ударами, слышим по трансляции: «Они не знают, где находятся», мы даем протестующую дробь. Тут к микрофону подошел командир нашей кормовой турбомоторной группы, спросил кого-то: «Может, в 32-м кубрике?» Мы даем: «2-2-2» (да-да-да). Чей-то голос приказывает: «Держаться до последнего, к вам идут водолазы», потом: «Водолазы под верхней палу

бой... Сколько человек?... Сколько воздуха?... Водолазы в 28-м кубрике... Водолазы около вашего люка». Каждый раз отвечаем двумя ударами. Спать уже не хочется.

И вот под люком забрезжил свет, показался водолаз со светильником, кислородными дыхательными приборами и бутылкой. Мы слышали, как он крикнул в шлемный телефон: «Дошел!» и попросил увеличить давление подаваемого воздуха. Я засунул два пальца под манжету его рукава, выпустил воздух — увеличил «подушку». А он дал нам глотнуть какао из бутылки и объяснил, как пользоваться дыхательным прибором. Я еще в учебном отряде освоил его, а Васе как артиллеристу это не положено, поэтому его сЯщш ret дают надеть робы, чтобы не поцарапаться, — они плавали рядом — Вася облачился в прибор, и оба ушли. Прошла вечность, прежде чем спасатель вернулся и сказал: «Живой!», взял меня подмышки и потянул вниз. Помню темноту и больше ничего, а потом то ли вечер, то ли утро: пасмурно, трап, мы по нему поднимаемся. Обнял водолаза и поцеловал в медный шлем. Меня раздели и затолкали в барокамеру. Я сильно промерз. Через шлюз передали что-то в стакане — пей! Спирт. И только тогда я уснул. Так и кончилась наша с Васей 52-часовая «вахта» в затонувшем линкоре... □

Николай ■

ЧЕРКАШИН, ^Ji |

писатель- I

маринист | | щ

ЭТО БЫЛА НЕ МИНА

Итак, Правительственная комиссия вовсе не исключала диверсии. Чьей — не уточнялось, но флотская молва на этот счет была единой — виноваты итальянцы.

Любая страна гордится своим флотом, каким бы он ни был, а тут линкор, на строительство и обновление которого ушли колоссальные средства. Когда его уводили в Албанию для передачи советским морякам, в правой итальянской печати появились угрозы, что, мол, недолго ему плавать под большевистским флагом. Так считал и бывший командир морских диверсантов капитан 1-го ранга князь В.Боргезе. Кстати, во время войны его подчиненные тренировались тайно минировать корабли на стоявшем в Специи линкоре «Джулио Чезаре» — будущем «Новороссийске». А соединение морских диверсантов в 1942 г. участвовало в блокаде Севастополя и хорошо изучило его окрестности.

ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 10*98

ЕЗ