Юный техник 1966-02, страница 50
гих часов. Внутри скафандра зазвенел колокольчик. В который раз вспомнилось: «Пока недремлющий брегет не прозвонит ему обед». Он оглянулся вокруг и, увидев плоский камень, примостился на нем, опустив ноги в расщелину. Горячее какао ласково щекотало горло. Он продолжал размышлять. Несмотря на тревожное нетерпение, он ни на йоту не отступил от программы. Этим можно гордиться: малейшее отступление от скрупулезно разработанного учеными плана грозит его поиску неудачей. Он припомнил все детали прошедших дней: едва ракета огненным шлейфом коснулась Луны и легкий толчок возвестил о прилунении, он послал радиограмму на Землю и согласно инструкции лег отдыхать. Через шесть часов поднялся, облачился в скафандр, собрал необходимое снаряжение, включил стерилизаторы. Лишь после того, как синие язычки пламени тщательно облизали скафандр, открыл люк и выпрыгнул на серую ноздреватую и жесткую пену. На небосводе переливался извилистый Млечный Путь. Чуть в стороне висел огромный земной диск, похожий на блюдо из зеленоватого фарфора. При тусклом свете Земли он собрал гелиостанцию с длинным изогнутым зеркалом и воткнул в пену металлический шест для антенны... Обед окончен. Пора приниматься за поиски. Как в детстве, когда он мечтал о кладах. В теплые лунные ночи мальчишки часто убегали за город на озера. Там бродили среди развалин, копаясь возле старых замшелых плит. То же самое и теперь. Только вместо цветка папоротника у него в руке трезубец искателя, а вместо старого ялика, пахнущего дубовой корой и глиной, стоит под скалой ракета из дымчато-желтого титана. Нет ни потайного фонаря с оплывшей свечой, ни узловатой веревки, пропахшей озерной тиной, ни ржавого заступа, похищенного у соседа на огороде. Есть рентгеновский спектрометр для анализа горных пород, газовый хроматограф, певучие счетчики радиоактивных частиц... Он встал, отряхнул со скафандра серебристую пыль и зашагал по воображаемой спирали, вдоль незри мой силовой линии, расчертившей пространство. Сколько раз хотелось поддаться соблазну, броситься в сторону от расчисленного пути, чтобы попытать счастья! Сердце билось сильнее, дыхание учащалось, на лбу выступали капельки пота. Но за полмиллиона километров, там, на Земле, тревожно вздрагивали самописцы, фосфоресцирующие змейки на безмолвно-зеленоватых экранах щетинились тревожными пиками. Словно через черные бездны пространства ему передавалось беспокойство людей, следивших за осциллографами. И он брал себя в руки, кляня за мальчишество, и с размеренностью метронома продолжал путь... Яростно голубевший солнечный диск подползал к горизонту, но все еще пылал прежним жаром. Ноздреватые камни, налитые огненным зноем, шелестели. Он взобрался на пологую скалу, змеившуюся паутиной иссиня-чер-ных трещин, огляделся вокруг и увидел... Ошибки быть не могло, пурпурный сверкающий круг, как яркое пламя, алел на фоне бесцветных лунных камней. Он смотрел и смотрел, наслаждаясь сочными переливами красок, что радужными чешуйками облепили мертвенно-серую пену. И вместе с ним глядели земляне. Пять миллиардов людей, прильнувших к жемчужно-светлым экранам. Он слышал их голоса, чувствовал их дыхание, видел, как малиновый лазерный луч, вырываясь из опалового яйца иконоскопа, укрепленного на его голове, уходит к Земле, чтобы разбиться на миллиарды осколков, зажечь на каждом телевизионном экране алый пылающий мак... Он подбежал к пятну и опустился на колени. Сантиметр за сантиметром ощупывая почву, нашел, наконец, что искал: маленькое углубление, крошечную оспинку в каменном кружеве. Достал ломик и стал долбить твердую пену. Ага, вот и капсюльки — стальные цилиндрики с решетчатым дном. Никелированной ложечкой аккуратно наскреб из углубления горсточку серых крупинок. У него дрожали руки. Он открыл ранец и вынул микроскоп в прозрачном пластиковом мешочке. Поставил на уступ, загородил камнем от прямых лучей 49 |
