Вокруг света 1967-08, страница 13

Вокруг света 1967-08, страница 13

А что касается разговоров о дьяволах, то все это глупости. Если Брюстер так боится дьяволов, пусть не ходит здесь вечером.

Руперт фыркнул, представив себе дьяволов, болтающих друг с другом под деревом. Выдумают же люди!

Он вошел в дом, положил мотыгу, лопату и нож в угол, зажег фонарь в небольшой нише в стене и поставил чайник на огонь, — напившись кипятку со снятым молоком, он обычно хорошо спал. Потом сел под деревом, следя, как красные лучи заходящего солнца скупо проникают сквозь листья. Солнца он не видел — дерево заслоняло его.

Поднялся холодный озорной ветер, и Руперт встал, чтобы взглянуть на чайник. «Ночь будет ветреная»,— подумал он.

Когда Руперт ложился, дождь стучал по крыше и ветер шелестел в ветвях дерева. В груди у него стало тепло от сознания своего единства с землей, жилищем и деревом.

Ему снились сны. Ему снилось, что с неба падают большие пушистые хлопья. А сам он лежит на земле, посреди зеленой лужайки и чувствует мягкое прикосновение хлопьев, падающих на его расслабленное тело. Потом бесшумные легкие хлопья стали тяжелее, тяжелее. Он испугался — это не хлопья, это снег! Вот почему ему стало так холодно. Сделав усилие, он заставил себя проснуться.

Мгновенье он ничего не мог понять. Над головой по-прежнему стучал дождь, и сырость покрывала его лицо. Он понял, что дождь ворвался в дом, что скоро он совсем промокнет. Ветер загонял струи воды в каждую щель и свистел с дикой силой.

Руперт натянул на голову грубое одеяло. В скверную погоду всегда было так: дождь хлестал по дому, а ветер помогал ему. Завтра на полу будут темные потеки.

Он сжался в комок и терпеливо ждал, когда дождь и ветер стихнут. Ему слышно было, как дерево размахивало ветвями — оно не подчинялось натиску бури.

И вдруг раздался тягучий, оглушительный треск — словно тысячи до отказа натянутых веревок лопались, рвались одна за другой.

Оглушительный раскат грома, и следом — лавина хрустящих и шелестящих отзвуков. Дом задрожал, чья-то гигантская рука пыталась выдернуть из-под него фундамент. Дом сотрясался, словно недобитое животное.

Руперт сжался в своей узкой постели. Раскаты затихали. Опять стал слышен звук сочащегося в щели дождя, и ветер затеребил одеяло, сдирая его с Руперта.

Странный, необъяснимый ужас охватил Руперта. Его дерево рухнуло!

Сердце сжалось, когда он представил, что дерево могло упасть на дом. Руперт закрыл глаза, боясь подумать вновь об этом. Уж лучше встать и пойти взглянуть, что произошло. Он уже спустил ноги на пол, как уловил новый звук: за дверью тяжело падали редкие капли.

Страх снова сжал сердце. Сразу вспомнились россказни об этом дьявольском дереве: если в страстную пятницу надрезать его кору, потечет кровь; о том, что ночами на дерево садятся духи. Недаром, недаром называют его дерево дьявольским!

Он окаменел, спустив ноги с кровати, не смея пошевелиться.

Капли продолжали падать, звук их стал невыносимо громок, Руперту казалось, что лопнут барабанные перепонки. И все-таки он слушал, слушал...

«А ведь это вода! — вдруг подумал он.— Просто вода стекает по канаве к дороге! Конечно, вода. Ну и дурак же я, это дерево совсем отшибло ум!»

Он забрался под одеяло, но долго еще всматривался и вслушивался в темноту, пытаясь найти в ней ответ. Ответом ему были стук дождя и завывание ветра.

Когда заря начала просачиваться в щели, Руперт встал. Свет утра вновь возродил из тьмы его вещи. Глиняная трубка стала еще милее сердцу, чайник не казался таким уж маленьким. Руперт оделся и осторожно приоткрыл дверь

Так он и представлял себе это ночью, когда раздался треск. Он знал это дерево всю жизнь, знал и любил живое

дерево. Теперь оно было повержено — его дерево, вырванное с корнем, лежало поперек дороги, словно мост к чужому берегу... Листва и ветви — то, что прежде было живым, как бегущая вода, как водопад, теперь разлилось мертвым, застойным морем. Корни свисали, как извивающиеся змеи. Вокруг дома зиял ров, деревянные ступеньки крыльца были сбиты. Несколько цементных столбов-подпорок было выдернуто и повержено. Еще немного — и хижина была бы грудой обломков.

Сколько помнил Руперт, это дерево всегда было здесь. Оно вросло в него, стало частью его самого. Он не мыслил себе жизни без него. И вот оно превратилось просто в толстое бревно. Хочешь не хочешь, придется обходиться без него. Что ж, Руперт примирится с потерей. Зияющая рана, которую оставили в земле выдранные корни, заживет, время разгладит кожу земли, и настанет день, когда не найдешь места, где росло дерево. И теперь, когда его не стало, Руперту вдруг стало легче дышать. Теперь никто уже не будет говорить о дьяволах.

Он смотрел на дерево и вспоминал его жизнь. Он вспомнил, как дерево цвело, как ветер срывал с лопнувших семян легкий пух, уносил его далеко-далеко, и вся земля под деревом была покрыта шелковистыми хлопьями, опавшими с ветвей. Руперт собирал этот пух в мешки и набивал им подушки, а иногда продавал их. Но вот дерево упало...

Он оторвал глаза от поверженного гиганта и увидел далекое сияние. Это утреннее солнце освещало море. Руперта охватило странное чувство благодарности. До сих пор он не видел моря с порога своей хижины. Его заслоняло дерево. Теперь на воде лежало мягкое сияние. Показалась лодочка и медленно скрылась из виду. Руперт жадно смотрел вокруг, что-то дрожало, будто просыпаясь, в груди.

«Я потерял не все, — подумал он. — Это моя страна, мой дом — он полуразрушен, но я поправлю его. А вечерами буду смотреть, как садится солнце. Дождя сегодня не будет».

Перевела с английского Е. ШТИХ

11