Вокруг света 1983-07, страница 40

смотрите, как работают художники, сами убедитесь...

Теплов-отец — потомственный рабочий машиностроительного завода, человек основательный, он все хочет знать от «а» до «я». И мы вместе отправляемся по цехам. Сопровождает нас Владимир Андреевич Белов.

На первом этаже — заго-f овитель-ные цеха. Здесь листы красноватого картона смазывают клеем, обматывают вокруг шаблона и такой «навив» кладут под пресс. Спрессованный картон — это и есть папье-маше, по которому (а вовсе не по дереву, как думают иногда) пишут лаковую миниатюру. В заготовительных цехах делают шкатулки, пудреницы, портсигары, коробки, пластины — в Холуе в работе больше шестидесяти видов изделий. Заготовку грунтуют смесью сажи и глины. Глина — с берегов Тезы, знаменитая своим качеством, за ней сам Палех сюда жалует.

На втором этаже сидят художники. На столах — большие, яркие лампы с лупой, чашечки с красками, кисти. Краски готовят, «творят», как здесь говорят, художники сами: растирают сухой пигмент эмульсией на яичном желтке. И кисти готовят сами — ведь горстку волосков, полученную со склада, надо еще превратить в надежный инструмент для письма: выдернуть лишние волоски, подровнять края.

Под рукой у художника и другие инструменты: каменная ступка — курант, птичье крыло или заячья лапка, которыми смахивают пемзу, собачий или лучше волчий зуб (на худой конец, зуб теленка) — ими полируют золото.

Владимир Андреевич подходит к Оксане Гусак, молодой художнице из экспериментальной творческой группы, и рассматривает почти готовую шкатулку — «В гостях у царя Салтана». Она создавалась, конечно, не один день, и я видел, как это происходило.

Сначала Оксана выбрала с Беловым из многих набросков эскиз и попробовала различные сочетания цветов. И только тогда приступила к работе по поверхности шкатулки. Черный фон покрыла белилами, потом наложила основные пятна: сначала все зеленые, потом красные, затем желтые. Лишь под конец прошлась золотом. Краски накладываются в несколько слоев, более густые тона как бы растекаются от основного водораздела, называемого «пробелом». Миниатюра приобретает рельефность и воздушность. При работе с миниатюрой есть одна принципиальная трудность — выписать все детали и в то же время не растерять целостность композиции. Оксане это удалось — картина очень цельная, и в то же время хочется рассматривать каждый фрагмент.

Вся сцена обрамлена орнаментом из золотых белок, сцепившихся хвостами.

— Самое трудное — придумать композицию и детали, а писать миниатюру меня в школе научили,— говорит художница.

Оксана, как и почти все здешние художники,— выпускница Холуйской художественной школы, созданной сорок с лишним лет назад. Самая война, декабрь 1942-го, а в Совете Министров РСФСР подписывается постановление об учреждении в поселке художественной школы лаковой миниатюры. Питомцам этой школы обязан Холуй своей сегодняшней славой. Молодые мастера Виктор Елкин, Володя Седов — лауреаты премии Ленинского комсомола.

Художественный совет фабрики собирается каждую неделю и рассматривает новые работы. Сегодня как раз обсуждают шкатулку Оксаны Гусак. По мне — и придраться не к чему, но вот слово берет один из опытнейших художников, Николай Николаевич Денисов:

— Работа хорошая, но вот квадрат стола как-то выпирает...

А ведь точно — выпирает, как это я сразу не заметил?

Не удержался от замечания и Белов:

— Говорил я тебе, Оксана, поправлял, а все же Салтан получился недостаточно пластичным: он ведь сердцем чует, что гости — с вестями от родного сына, и весь устремляется к ним...

И все это они требуют от небольшой, с ладонь, миниатюры!

Председатель совета директор фабрики Анатолий Александрович Каморин считает, что самовар, который держит Бабариха,— неуместен, самовары известны со средины XVIII века. Точно называются даты и мастерские в Туле, где их делали.

Все члены художественного совета находят, что работа по реалиям слишком напоминает двор царя Алексея Михайловича, а пушкинские сказки должны быть как бы вне времени.

Так же, надо сказать, придирчиво старший мастер и главный художник осматривают «массовку» (массовую продукцию). Все оценки даются мгновенно, с одного взгляда на миниатюру, в которой тысяча деталей. Кажется, будто в голове у художественного контролера точнейшая фотография образца, сотен образцов, и копия сверяется с оригиналом сразу и безошибочно.

К счастью, нарисованное темперной краской всегда легко снять, подправить, переделать. Лишь когда работа окончательно принята, ее раз за разом покрывают лаком — «ла-чат», подогревая в сушительных печах до температуры около 60 градусов. Только лак придает миниатю

ре законченность, навечно фиксируя рисунок. Потом изделие полируют.

Почти каждый второй художник на фабрике — женщина. Любопытно, ведь раньше миниатюру делали одни мужчины.

— Удивительно другое,— замечает Белов,— что прежде без женщин обходились. Миниатюра ведь — искусство тонкое, прилежное. Да и фантазия у женщин богатая... Вот Оксану мы хоть и критиковали на совете, а ведь хорошо работает!

Мы стоим с Беловым на бревенчатом мосту и смотрим на спокойную, ленивую Тезу, которая вроде бы без труда умещается в своих берегах; правый берег совсем отлогий, через каждые пятьдесят метров на нем чернеет лодка, другой — чуть повыше. Но в апреле — мае Теза подминает под себя оба берега, и люди отправляются на работу, в столовую, в магазин на лодках. Весной в Холуе без челнока, что зимой без рукавиц, делать нечего.

В 1979 году река поднялась до самой фабрики, в кабинете директора воды было по щиколотку. Миша Печкин, художник и хранитель богатой библиотеки при фабрике, вынужден был вывезти часть книг. Вывозил на лодке, спасая от буйной весенней Тезы монографии по Возрождению и малым голландцам.

А иконы куда денешь? Пострадали они той весной, их теперь реставрировать бы надо. Да только реставрация дело тонкое, специальное, на фабрике минуты свободной нет, план жмет, шутка ли, шестьсот тысяч рублей. И все золотом: холуйский лак идет во Францию, Италию, Западную Германию, Америку. «Вот если бы фабрика принадлежала Художественному фонду...» — высказывали художники заветную мысль.

— Владимир Андреевич, я видел ваши работы «Ермак» и «Андрей Рублев». А новые есть?

— Да когда же? Днем на фабрике, с учениками вожусь, потом готовим с Печкиным вечера по истории живописи да на огороде еще картошка не копана...

Владимир Андреевич лукавил, я видел у него дома множество эскизов, посвященных древнему Киеву. Но, видно, еще не пришла пора говорить об этом.

...Автобус из Холуя уходит в шесть утра. Я вглядываюсь в непроглядную тьму, жду появления света фар на том берегу. И вдруг значительно выше, по черной доске горизонта, внезапно ложится смелый и широкий зеленый мазок, за ним алый и, наконец, желтый и золотой — это поднимается солнце.

Холуй,

Ивановская область

38