Костёр 1969-12, страница 30

за верстаком. Небольшой, но как-никак запасец. Хитрый Эмиль заранее позаботился о том, чтобы не умереть с голоду. Ведь никогда не знаешь, в какой день и час снова угодишь в заточенье. В его банке лежали булка и сыр, несколько кусочков шпига, горсточка сушеных вишен и сухари. Воины в осажденных крепостях выдерживали осаду с меньшим запасом провизии. Эмиль представил себе, что столярка — осажденная крепость и он будет защищать ее от врагов. Решительный, как настоящий полководец, он стоял у слухового оконца и целился из ружья.

— Не подходите, застрелю! — кричал он.

— О Эмиль, милый мой мальчик, не говори так, выходи скорее, — всхлипывала мама.

Но Эмиль был неумолим. Не помогло даже предложение Альфреда:

— Слышь, Эмиль, выходи, пойдем на озеро купаться, ты да я!

— Нет уж! — с горечью закричал Эмиль. — Сиди себе на крылечке с Линой на здоровье! А я посижу здесь!

Так оно и вышло. Эмиль остался сидеть, где сидел. И когда все увидели, что ни угрозы, ни просьбы не помогают, папе с мамой и маленькой Иде пришлось вернуться домой и лечь спать.

Печальным был этот субботний вечер. Мама и маленькая Ида плакали в три ручья, а папа только вздыхал в постели — ведь и ему не хватало его мальчугана, который обычно лежал вон там, в кроватке: кудрявая головка на подушке, а сбоку ружье и картузик.

Понятно, Лина была не из тех, кто скучал по Эмилю, и не из тех, кому хотелось идти спать. Ей хотелось спокойно посидеть на крылечке с Альфредом, и она страсть была рада, что Эмиль остался в столярке.

— А кто его знает, сколько этакий непоседа усидит на месте, — пробурчала она и, тихонько подойдя к столярке, заложила дверь на засов.

Альфред так самозабвенно играл на гармошке, что проглядел злодеяние Лины. «Скачет с поля брани молодой гусар», — распевал он. Эмиль слушал его, сидя на своем чурбане, и тяжко вздыхал.

— Хорошо бы пойти с Альфредом на озеро, — пробурчал Эмиль себе под нос. — Я мог бы спокойненько искупаться, а потом снова залезть в свою столярку.

Эмиль бросился к двери и откинул крючок. Но что поделать, если зловредная Лина заперла дверь снаружи? Дверь не поддавалась, хотя Эмиль толкал ее изо всех сил. Тут Эмиль все понял, догадался, кто его запер.

— Ну, я ей покажу, — пригрозил он. — Она еще увидит!

Он огляделся по сторонам. В столярке уже начало темнеть. Однажды, когда Эмиль совершил одну из своих самых отчаянных проделок, он убежал отсюда через окно. Но после этого случая папа приколотил снаружи к окну поперечную доску, чтобы Эмиль не повторил

своего номера, а то еще чего доброго свалится в крапиву, которая растет под окном.

— Через окно теперь нельзя, — размышлял Эмиль, — через дверь тоже. Звать на помощь никогда в жизни не стану. Как же мне отсюда выбраться?

Он задумчиво уставился на очаг. Очаг сложили в столярке, чтобы там было тепло зимой и чтобы папа мог, когда понадобится, развести огонь и растопить столярный клей.

— Придется через трубу, — решил Эмиль и тут же забрался в очаг на решетку, лежавшую прямо в золе, которая осталась с прошлой зимы. Зола ласково обволокла его босые ноги и забилась между пальцами.

Эмиль заглянул в трубу. В дымовом отверстии прямо над головой висел красный июльский месяц и глазел на него.

— Эй, ты, месяц! — крикнул Эмиль. — Сейчас ты увидишь, как я умею лазить!

И, упираясь в закопченные стенки трубы, он полез вверх.

Если ты когда-нибудь лез по узкой трубе, ты знаешь, как это трудно и каким чумазым вылезаешь оттуда. Только не подумай, что это могло остановить Эмиля.

Ни о чем не подозревая, бедняжка Лина сидела на крыльце рядом с Альфредом. Но ведь Эмиль предупредил, что она еще кое-что увидит, и она в самом деле увидела. Подняв глаза, она взглянула на месяц и в тот же миг закричала так, что крик ее разнесся по всей Лённеберге:

— Бесенок!—орала Лина. — Бесенок на трубе!

В Смоланде в старые времена все страшно боялись бесенят.

Альфред же, взглянув на бесенка, только рассмеялся.

— Этого маленького бесенка я знаю, — сказал он.— Давай-ка вниз, Эмиль!

Выпрямившись во весь рост в черной от сажи рубашонке, Эмиль стоял на крыше, решительный, как полководец.

Альфред прислонился к передней стенке столярки как раз под трубой, откуда вылез Эмиль, и раскинул руки.

— Прыгай, Эмиль! — пригласил он.

И Эмиль прыгнул. Прямо в объятия Альфреда. И они пошли на озеро купаться. Эмилю это было просто необходимо.

— В жизни не видала такого мальчишки, — сказала Лина, злющая-презлющая, укладываясь на своем диване.

А Эмиль и Альфред купались в черной воде катхуль-товского озера среди белых водяных лилий, и в небе висел красный, как фонарь, июльский месяц и светил им.

— Только ты и я, Альфред, — сказал Эмиль.

— Да, ты и я, Эмиль, — сказал Альфред.

Наискосок через озеро пролегла широкая лунная

дорожка, а берега окутала черная мгла. Наступила ночь, и вместе с ней пришел конец и дню 28 июля.

Среда, 31 октября.

КОГДА ЭМИЛЬ ПОЛУЧИЛ КОНЯ И ПЕРЕПУГАЛ НАСМЕРТЬ ФРУ ПЕТРЕЛЬ И ВСЕХ ЖИТЕЛЕЙ ВИММЕРБЮ

Каждый год в последнюю среду октября в Виммербю бывала ярмарка, и, уж поверь мне, с самого раннего утра до позднего вечера в городке не прекращалась сутолока и царило праздничное оживление. Жители Лённе-берги и окрестных приходов все до одного спешили на ярмарку кто за чем: продать волов, купить бычка, вы

менять лошадей, встретиться со знакомыми, присмотреть жениха, полакомиться мятными леденцами, сплясать шотис*, ввязаться в драку и вообще поразвлечься всяк на свой лад.

* Шо тис—шведский народный танец.

28