Костёр 1988-06, страница 7

нившегося к земле человека в полосатом халате и в чалме. Я крикнул: «Здравствуйте!» И уже хотел спросить: «Что с вами?» Но человек поднял голову, и я узнал старого бобо, которому помогал нагружать ишака утром по дороге в Саргазон. Бобо тоже узнал меня:

— Ты все видел, сынок?

— Я все видел. И разрушенную плотину, и мост, и дороги, и эти дома вокруг. Но я хотел спросить вас, кто плачет в развалинах? Я увидел вас и подумал, что это вы.

Старик добавил чая в пиалы. Потом сказал:

— Я уже отплакал свое, сынок. Слез больше нет, ты сам это заметил.

Он показал мне улочку, поднимающуюся вверх, туда, где коричневая зарубка наводнения совсем сливалась с землей под ногами.

— Что там? — спросил я.

— Там школа,— тихо сказал бобо.

За оградой против школы, у обелиска со звездой, стоял мальчик в пионерском галстуке. Тень от поднятой для салюта руки падала на его глаза.

Я подошел к крыльцу со скамейками, на которых сидели взрослые люди, наверное, учителя. Один из них поднялся мне навстречу. Я сразу узнал его, это был учитель Джуманазар.

— Я ждал тебя.

Он повел меня вокруг школы. Во дворе на каждом шагу мы встречали детей. Была перемена. Дети играли за школой под деревьями, смеялись, бегали друг за другом. И только вокруг обелиска со звездой было торжественно тихо. Там стоял на посту мальчик, охранявший тишину.

Джуманазар показал мне большую трещину в стене школы. А когда мы вошли внутрь, я увидел, как дугами выгнулись деревянные балки под потолком. Это была не вода, а воздушный поток впереди бегущей волны. Он ударил в стену школы и согнул балки. С тех пор в этом классе отменены уроки — опасно.

Мы прошли к кабинету директора школы. Джуманазар

достал из кармана большой крючковатый ключ, вставил в замочную скважину, дважды провернул его и распахнул передо мной узкую дверь. На директорском столе лежал портфель.

— Это портфель учителя Хафарова. Учитель Хафаров погиб в Саргазоне, в ту ночь, когда прорвало плотину у озера. Открой его. Может быть, ты узнаешь то, чего не знает никто в Саргазоне.

Я сел за стол и сначала долго смотрел на портфель учителя Хафарова. Он был историком, этот учитель. Еще он был философом, то есть любил и уважал мудрые мысли. Он переводил на узбекский язык старые арабские тексты.

Я открыл портфель и стал осторожно вынимать из портфеля тетради, газеты, журналы, блокнот, конверт с бумагами, пачку листков, сшитых скрепками.

Учитель Хафаров был учителем и для десятиклассников, и для второклассников тоже. У старших он был историком. У младших он был просто учителем.

Я нашел в портфеле планы на 16 марта. Десятиклассников ожидал разговор о международном положении. А первый урок для малышей был посвящен Саргазону. Учитель так и назвал его: «Наш кишлак».

Окончание следует

И написал даже несколько строчек для своего рассказа: «По обе стороны улицы построен новый кишлак. Это красивые дома. На деревьях поют птицы. Это соловьи. Почтальон разносит газеты. Все дети бегут к нему за газетами...»

Но эти уроки не состоялись. На одной страничке учительской тетради я заметил детские каракули. У учителя Хафарова было семеро детей. Трое ходили в школу. А самому младшему было всего три месяца. Все его дети погибли, как и отец. Остались только эти неумелые каракули в папиной тетрадке.

Когда я читал эти слова, скрипнула дверь в комнату. У дверей стоял мальчик в пионерском галстуке. Это был тот мальчик, которого я видел на посту у обелиска со звездой.

— Здравствуйте,— сказал он.— Меня зовут Исмаил. Я ученик Хафарова.

— Скажи, ты знаешь, как погиб твой учитель?

— Это знает весь Саргазон.

Муаллим ¹ разбудил людей. Он бежал по кишлаку и кричал: «Вставайте! Идет беда! Вставайте!» Река ударила в грудь учителю и убила его.

— А где был ты, Исмаил?

— Я боролся с водой. Я тонул. Но меня кто-то спас.

¹ Муаллим — учитель.