Техника - молодёжи 1937-02, страница 32

Интересны репродукторы, примененные Стоковоким и Флетчером. Каждый из них представлял собой целый агрегат, величиной больше .человеческого роста, состоящий из¹ трех отдельных громкоговорителей.

Дело в том, что современная техника не в состоянии построить один го-ворит'ель, который мог бы воспроизводить без искажения все звуковые частоты, воспринимаемые нашим ухом. Ведь каждому тону соответствует определенная частота колебаний воздуха. /Самые низкие звуки, например, в оркестре, соответствуют .40 колебаниям в секунду, Самые высокие насчитывают до 15 тыс. колебаний.

В каждом из трех агрегатов был один говормтель, рассчитанный на воспроизведение низких звуков — от 40 до 300 колебаний в секунду, и два одинаковых говорителя, воспроизводивших высокие тона — от 300 до 15 тыс. колебаний.

Низкие 5вуки распространяются от обычного говорителя равномерно во все стороны, высокие же направляются пучком в ту сторону, куда обращен раструб говорителя. И чем выше звук, то есть чем выше частота звуковых колебаний, тем уже этот пучок. Таким образом, для слушателей, сидящих в стороне от направления раструба, высокие тона звучат очень слабо, и вся передача кажется басистее. А сидящие прямо против раструба, наоборот, слышат преобладание высоких тонов.

Чтобы обойти этот дефект, пришлось составить рупор каждого высокочастотного говорителя из 16 ради-ально расходящихся секций. Такой говоритель охватывает нормальной передачей угол в 60°, а два говорителя— угол в 120°, что уже достаточно для охвата реей аудитории.

Исключительно высокое качество специально сконструированных мощных усилителей сделало искажения в передаче неуловимыми. От едва слышного пианиссимо до оглушительных взрывов звука передача оркестра не

Трансляционная система была устроена так, что во время музыкальных пауз линии, ведущие к репродукторам, автоматически выключались, и на сцене становилась «мертвая тишина».

Описанными достижениями, однако, не ограничивается значение этого исторического эксперимента. Стоков-ский — большой музыкант, и все эти технические достижения служили ему средством для осуществления основной, поистине замечательной и блестяще решенной идеи создания новой, совершенной музыки. _в

Тут, как это ни парадоксально, нам придется самым решительным образом заявить: оркестр в Филадельфии — «настоящий» оркестр — играл совсем не так, как его слышали в Вашингтоне! Там, в Филадельфии, оркестром управлял дирижер Смоленс, сам же Стоковсюий был в Вашингтоне, в небольшой комнате за Конституционным залом. Он стоял у пульта с множеством кнопок и рукояток и управлял не живыми музыкантами, а потоками той электрической энергии, в которую трансформировались звуки оркестра.

Этот пульт позволял делать с оркестром все, что угодно: из моря звуков можно было выделить, например, скрипки, а все остальные инструменты затушевать, или усилить низкие звуки, отдалить или приблизить к рампе весь оркестр. Можно было заставить оркестр звучать с такой мощью, как если бы количество музыкантов увеличилось в десять раз. Демонстрируя отдельные эксперименты, Стоковсший усиливал передачу нормально звучащего оркестра до громкости, вызывающей у слушателей боль в ушах. Но даже и тогда не замечалось никаких искажений или шумов, нарушающих совершенство передачи. Можно было, наоборот, дать такой тихий звук, какого не в состоянии извлечь некоторые инструменты.

Словом, оркестр с дирижером были превращены в огромный музыкальный инструмент, на котором играл Стоковокий.

«Всем было ясно, — писали потом в газетах, — что изобретен новый метод музыки высокого качества, метод небывалых до сих пор музыкальных эффектов. Передача становится лучше оригинального исполнения!»

Опыт 'Стоковского» в более скромном масштабе был повторен у нас в Москве в прошлом году. Установка была осуществлена Лабораторией граммофонной записи и Всесоюзным радиокомитетом.

В Доме союзов из Колонного зала в Октябрьский по проводам передавались музыка, речь. Наиболее удачно звучала репетиция оркестра, в процессе которой дирижер давал указания музыкантам, заставлял играть отдельные инструменты или труппы их. Слушатели отчетливо представляли себе, аде находится дирижер или играющая в данный момент группа инструментов. Так же ясно было и расположение инструментов всего играющего оркестра.

Передача, так же как и у Стоковского, щла по трем самостоятельным каналам. Мощность нашей уотановки была значительно меньше: максимальная громкость передачи лишь немного превышала нормальную громкость оркестра.

Во всяком случае, этот опыт дал возможность практически ознакомиться с решением весьма сложной задачи. Нужно сказать, что у нас, в СССР, подобные установки нашли бы широчайшее поле применения во всех залах и аудиториях, предназначенных для коллективного слушания при большом количестве людей. * Сейчас идет подготовка к обеспечению такими установками огромных зал строящегося Дворца советов.

Однако, перспективы применения системы Стоковского не ограничиваются «концертными» задачами. Напрашивается, прежде всего, применение ее в звуковом кино. Ведь в самом деле, трудно • мириться с «озвучением» современных кинофильмов: мертвый, неподвижный, какой-то чре-вовещательный голос, исходящий неизвестно откуда, никак не соответствует динамичности зрительных впечатлений кинокартины.

Установка для кино должна быть проще: достаточно двух каналов. Нужно только прибавить вторую дорожку звукозаписи на другом краю кинопленки и направить электрические импульсы- от этих двух дорожек по отдельным проводам в два репродуктора. Тогда звук в кино перестанет быть мертвым, будет двигаться вместе с актерам по экрану, удаляться и приближаться, приобретет .перспективу. Во всяком случае, задача стереоскопического изображения в кино встречает гораздо более серьезные технические трудности, чем осуществление стереоскопического звука.

Другая возможность — выпускать граммофонные пластинки с двумя каналами записи от двух микрофонов. Воспроизводить такую запись можно при помощи двух адаптеров и двух репродукторов.

Это также придаст живость и «рельефность» звучанию граммофона и намного повысит его художественную ценность.

Громкоговоритель, сконструированный специально для передачи «'рельефного» звука.