Техника - молодёжи 1998-08, страница 43

КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ ФАНТАСТИКИ

£г^к АЛТАРЬ Ш^Щ УПРАВЛЕНИЯ Ш I

Развернув пакет, церемонно поданный Рос- И^^ Зг д » тиком, Алина ахнула так, что от зеркал обер- ^г 1 ^ нулись. Корзун был просто прелесть, и сто- \ V илоего при всех расцеловать, что она и сделала. "А накурилась!" — укоризненно сказал _

Ростик, отворачиваясь: он был застенчив.

"Чего это он тебе, Аль? Покажи, а?.." Оставив грим, девчата сбились вокруг Альки, кто с нарисованной половиной лица, кто вообще успев нанести лишь первые мазки: Нинуля с ангельскими крыльями, которые следовало еще расправить, Валюха — блудница Вавилонская — со стрелами туши до висков, сестры Ильчиши-ны, сплошь набеленные и в рубахах до полу, как и следует воскресшим мертвецам. Баллончик стал переходить из рук в руки: "Ла-ко-сте.— "Почему "Лакосте"? Это читается "Лакост!" — "Ну, ты же у нас полиглотка, три класса и один коридор.— "А-а, у меня был такой, деа года расходовала".

Дождавшись, пока схлынет щебет, Ростик перенес внимание на себя, как бесстрашного и умелого доставалу. От Дебрецена, где за тайно провезенный чемодан водки он выменял немало парфюмерии, с помощью знакомого проводника подался на спорные земли. Под Береговом шли бои, путь на северо-восток был закрыт; тогда Ростик отступил к румынской границе. Для пограничников был заготовлен паспорт Германской Федерации, где Корзун именовался жителем Риги; с немцами и их балтийскими сателлитами Румыния не воевала, он беспрепятственно доехал до Сире-та. Два-три тюбика бритвенного крема "Пальмолив" помогли оказаться на Буковине, но тут-то и варился главный котел: за Глыбо-кой ревели установки "Град", сплошная стена дыма закрывала путь на Черновцы. Тогда по льду через Прут, под снарядами, летевшими с обеих сторон, затем, сверясь с картой, проселками на Хотин — двинулся Ростик в направлении дома... Один раз повезло в пути, подбросили украинские гвардейцы на БТРе; другой раз едва ушел от банды мародеров. Хотин был почти безлюден, знаменитая крепость разворочена румынскими бомбами. В разбитом валютном магазине поживился Корзун тушенкой, взял бы и с собой, да поймал его издали на мушку зловредный снайпер. Ох, какие пришлось делать петли среди развалин — а резвый красный зайчик лазерного прицела скакал совсем рядом!..

В Виннице дождавшись, пока подадут энергию для еженедельной электрички до Киева, на крыше вагона прибыл Ростик домой. Здесь было спокойно: нормальное военное положение, редкие воздушные тревоги. Одна лишь неприятность случилась еще на вокзале, фатально неизбежная: ЭВК. Тридцать часов в накопителе, рентген, куча анализов, в том числе — бр-р! — соскобы кожи и слизистой... Узнав, куда отбыл на гастроли "Вифлеем", Корзун пристроился к колонне грузовиков, гуманитарному конвою Всемирного Ордена Милосердия в Черкассы. По дороге их чуть не ограбили, пытаясь отнять драгоценный бензин, — есть же подонки, которых и красные крест с полумесяцем не смутят! Двигаясь через Городище, конвой оставил здесь медикаменты, сухое молоко — и впридачу его, Ростика.

Вручив Альке дезодорант и кое-какие мелочи раздав девчатам, Корзун ушел переодеваться на мужскую половину гримерной, впрочем, даже условно не отделенную от женской, — в диком гастрольном быту друг друга не стеснялись. Она еще раз оглядела нарядный баллончик; ага, вот он, вмятый штамп, "андреевский крест", без которого, проверив товар, на месте шлепнет торговца любой, самый загребущий полицейский! Застрелит, а тело и все вещи обольет чем-нибудь горючим и сожжет, хоть бы там была коллекция брильянтов. Так сегодня повсюду, кроме районов сплошных боев: крестик ЭВК, электронно-вирусного контроля, наносится, оттискивается, чеканится, проплавляется на всем, чем торгуют.

Когда Ростик пригласил Альку покурить, девчата понимающе переглянулись: отношения этой пары служили неиссякаемой темой для разговоров. Ростик, которого в другом месте давно называли бы Ростиславом Евгеньевичем, нескладный молодец лет сорока трех, жидковолосый, в вечном пиджаке с кожаными заплатами на локтях, безнадежно влюбленный в Альку, часто и с убытком для себя прерывал деловые разъезды, дабы поучаствовать в спектакле "Вифлеема". Актер он был неплохой; как коммерсант, отважно пересекающий фронты, полезен всему театру, оттого Альку уговаривали: "Будь ласковой, не гони". Да она, собственно, и не гнала, принимала Ростиково обожание добродушно-снисходительно.

Стоя возле урны на лестничной площадке, Корзун приводил все новые примеры своей удали, часто противореча прежде сказанному. "Заврался, зверушка!" — сказала Алина, взъерошив

ему волосы. Этого Ростик не терпел и сразу полез за расческой. Тогда из кармана его выпал вчетверо сложенный листок.

"А, забыл совсем! Вот, в поезде один сунул; листовка не листовка, черт ее знает, вроде — по теме нашего спектакля..." Развернув, стал читать с клоунской торжественностью: "Люди Земли! Грядет час Последнего Суда..." Ну, тут, как водится, про экологию, про Евразийскую войну и атомные бомбардировки. "В довершение всех наших бед и несчастий, выползшая из преступных лабораторий, поразила мир "зеленая маска"... — "Скучно, — поморщилась Аль-ка, — все эти сектанты долдонят одно и то же: Страшный Суд, конец, гибель... тошнит уже!" — "Не скажи, выводы здесь оригинальные. Никаких призывов очиститься и покаяться, наоборот: "Осознав происходящее, мы затрудняемся назвать Бога любящим и всеблагим. Нет смысла надеяться на его жалость. Так что же, опустить руки и покорно ждать конца? Мы говорим — НЕТ! (Комментарий Альки: "Ух ты!") Сотворив нас по образу и подобию своему, он имел неосторожность дать нам свободу воли. Первые люди на Земле уже были бунтарями! Но в чем состоял их бунт? Против злобной мощи Бога они были бессильны с голыми руками; бессильны и мы с ядерными ракетами! Адам и Ева, гордые, как сам Бог, выбрали изгнание и смерть. Будем же горды и мы. Он гонит нас в свой рабский рай, истребляя миллионами, — уйдем из его рук, отобрав свои жизни по собственной воле!"

— А что? — сказала Алька, подумав и выпустив струю дыма в облупленный потолок. — Достает. Неглупые мужики... чья там подпись?

— Носители Света. Есть контактный телефон.

— Молодцы Носители! Когда мне было лет пятнадцать, я была гадкий утенок... не возражать, вся морда была в прыщах, как огурец... писала безумные стихи и всерьез думала: вот, доживу где-нибудь до сорока, уйду подальше в лес и выпью яду. И теперь иногда об этом подумываю...

— Ну, это ты зря!

Жестянкой продребезжал звонок. Алька нехотя выбросила окурок: "Ну, все, зверушка, пойдем ломать своего Шекспира!" Проходя мимо зерквла, еще раз оглядела себя, поправила пшеничную челку: ничего себе! Хоть и не вырос лебедь из гадкого утенка, но, право, нос так французисто вздернут и дерзко искристы янтарные глаза, что порой собою залюбуешься.

Дневной воскресный спектакль начался, хотя в зале сидело не более трех десятков человек. Впрочем, действо предназначалось для одного, самого главного в славном городе Городище и окрестностях. Он-то, пан Хоменко, районный представитель Президента и командир ополчения, в последнее время благоволивший к христианству, и заказал гастроли "Вифлеема". Кроме свиты хозяина района, в зале торчало с полдюжины подростков, готовых всю жизнь провести в сплошной ржачке и заранее гыгыкавших, да сидели одинокие старушки, не знавшие, куда девать время.

Уже готовая играть, кутаясь в синее покрывало, смотрела Алька в щель занавеса на сановного толстяка с лохматыми бровями. Хоменко и его спутники щеголяли земново дно-пятнистым и комбинезонами — новый стиль руководящих работников, фронтовая скромность. "С таким пузом тебе как раз на фронт!" Алька вспомнила все, что ей успели насплетничать про вледыку Городища. Лет пятнадцать назад не воздержанный на язык диссидент, названный на Западе правозащитником, получавший пощечины на допросах, прошедший курс лечения психотропными средствами, — после педения прежней власти вдруг оказался народным героем, победителем... и такого испытания не выдержал. Избранный разом во все советы, вплоть до Верховного, прессою захваленный, телевидением избалованный, бедняга Хоменко поверил в свою исключительность — и закуролесил. Что там былые секретари Городищен-ского райкома!.. Отобрав у многодетных рабочих, годами ждавших жилья, четыре трехкомнатные квартиры, Хоменко слил их в одну двухэтажную, с бассейном и бильярдом; а когда захворал внук его, ненавидимый всей школою дурак и хвастун, дед за казенный счет послал мальца лечиться в Швейцарию. Слову его были покорны все местные службы: начальник полиции, прокурор, директора заводов часто присутствовали при утреннем одевании демократа, словно вельможи в спальне Людовика XIV, получая в хамской форме разносы и указания. Быть может, в глубине крестьянской души затосковав о часе смертном, недавно стал Хоменко окружать себя попами, богомолками, юродивыми; срочно в одном из сел начали реставрировать церковь, а в Городище был приглашен скандальный киевский театр "Вифлеем".

Едва успела спрятаться Алька, когда пошел в стороны занавес. Мистерия началась.

"Я был в духе в день воскресный, и слышал позади себя громкий голос, как бы трубный, который говорил: Я есмь Альфа и Омега, Первый и последний..." Щепоть горючего порошка, заранее брошенная на электроплитку, чадила вовсю, вентилятор гнал едкий дым на сцену, где, сдерживая кашель, воздевал руки Гена Волощук в буром балахоне, с разлохмаченным веником бороды. Гена отступил в кулисы, и под все более громкую какофонию струнных и духовых, обозначавшую конец Вселенной, луч высветил перед задником кресло с Валерой Хозиным.

ТЕХНИКА-МОЛОДЕ Ж И

ЕЛ

8 98