Вокруг света 1965-05, страница 23

Так по всей границе. У расплавленных солнцем свинцово-тусклых лиманов Одессщины, на берегах Дуная и Прута, у стен Брестской крепости и на гродненских высотах.

Ветер несет над холмами Прикарпатья темные тучи, из которых, как клочья ваты, выползают языки дождя. А Одесс-щина, оставленная далеко позади, представляется сейчас краем испепеляющей жары, где и серая земля дышит зноем. Там, на Одессщине, мы встретили подполковника Александра Павловича Жаброва, немолодого человека с фигурой тяжелоатлета.

Впервые Жабров надел зеленую фуражку двадцать пять лет назад. Носил он четыре треугольничка в петлице и красную звезду на рукаве. Был зам-политрука заставы. На границе встретил войну и все четыре года провел на передовой. И сейчас продолжает носить форму пограничника. Служит.

Он вспоминает, как бились пограничники.

— Крепкие ребята служили на заставах. Хороший народ. Нас целая группа прибыла на границу — из Питера, по призыву после десятилетки. Школьные друзья. Сидели на одних партах. И дрались вместе...

Помню Сашу Демьянова. Бои на время разлучили нас, потерял я его из виду. Как-то заняли мы оборону у одной высотки. Прикрываем подходы к Одессе. Хитрая это была война в ку-курузе — заросли что лес, ориентироваться трудно... Рано утром охранение подняло тревогу — вражеский танк прется прямо на наши позиции, мнет кукурузу. Подготовили связки

гранат, бронебойщики взяли танк на мушку. Смотрю, с танка машет кто-то зеленой фуражкой, знакомый как будто. Подпустили поближе. У башни — Саша Демьянов, мой школьный кореш. Что за чудо? Потом, когда танк остановился у окопов, все разузнали толком.

Саша связистом был на границе. В это утро он с товарищем как раз отправился по кукурузе прокладывать связь. Услышали лязг гусениц: вражеская танковая разведка! Залегли, рассмотрели, где остановилась машина. Фашистский унтер высунулся из башни, оглядывается. Ребята подползли, сняли унтера, показали экипажу связку гранат и погнали машину к нашим позициям.^

Это был один из первых фа-^ шистских танков, захваченных нашими войсками. Отправили его в Одессу вместе со всем экипажем: «языки»-то были ценными...

Геня Афанасьев тоже был из наших питерских пограничников. Поздоровее меня, такой медведь, неуклюжий на первый взгляд, все любил делать не спеша. «Валиком — валиком», — подшучивали ребята над ним. Был он добродушен, незлобив. Но в первых же боях показал себя хватким парнем. Не один десяток фашистов уложил. Роту моряков водил в атаку. Пограничник, он хорошо знал эту местность, действовал как опытный и толковый командир. Мы с ним еще с первого класса школы дружили, вместе ехали из Ленинграда, в одном вагоне, вместе встретили войну.

Поет под шинами асфальт, близка уже граница, километр за километром отщелкивает

• спидометр. Льняное поле густого горчичного цвета, светлый разлив пшеницы, по которому ряд за рядом ходят волны... Дорого далась фашистам каждая пядь этой цветущей, пахнущей ароматом лета земли.

У одной из этих тесно лепящихся друг к другу деревень вступил в последний бой комсомолец рядовой Николай Щербина, пограничник, имя которого недавно присвоено одной из карпатских застав. Несколько часов длился бой, который вела группа пограничников. Николай остался один. Кончились патроны, последняя граната накрепко зажата в кулаке.

Николай вышел навстречу фашистским танкам. Он шел, припадая на раненую ногу, волоча за собой размотавшийся бинт. Два танка, на броне которых, нахохлившись, сидели автоматчики в касках, катили по пыльной дороге прямо на него. Танки шли в открытую, никто не преграждал им путь, кроме этого одинокого бойца.

Передний танк остановился, взметнув пыль, в нескольких метрах, десятки стволов смотрели на пограничника.

— Сдавайся, рус!

— Вот вам, гады...

Граната полетела на броню,

огнем и осколками смело наземь автоматчиков, и одновременно со взрывом прозвучала очередь тяжелого танкового пулемета.

Бронированные машины отвернули от села, увозя с собой убитых и раненых. Даже мертвый, уткнувшийся лицом в дорогу пограничник был страшен гитлеровцам: они уже боялись этого притихшего, незнакомого села, пшеничного поля, лесистых холмов, где их могли встретить такие же отчаянно