Вокруг света 1969-01, страница 72

'Л

Хорошо видна сухая и рассыпчатая, как песок, земля. Они начали работать кухонным ножом.

Теперь уже скоро, скоро. Но когда? Чувствую, что подходит главная, критическая минута.

Тронь меня сейчас кто-нибудь за плечо и скажи, что я арестован, я отвечу, что ждал этого, — слишком уж велико волнение и велика усталость.

В четыре тридцать, когда двое углубились в сухую землю не меньше, чем на метр, раздается еще один вскрик.

— Вот она, — просто и буднично затем говорит человек из ямы.

Я вижу, как быстрее задвигались его руки, как растут над поверхностью края вазы. Через считанные минуты она уже на поверхности, помощник запускает

в нее руку и вынимает вазу поменьше. «Ага, значит там были ноги», —, успеваю я заметить про себя.

Одна за другой появляются еще три небольшие и почти что целые вазы, потом чашка без ручки и еще одна — двуручная, прекрасной формы — ваза. Я пересчитываю все найденное и говорю:

— Может, лучше кончать? Жаль будет, если нас накроют именно сейчас...

— Потерпите еще немного, — глухо отвечает мне человек, стоящий в яме, и делает какие-то странные движения; очевидно, вычерчивая ножом прежнее положение крышки.

Он вновь принялся копать — примерно в метре правее прежнего места. Чуть спустя мы слышим удар, непохожий на удары прежние. Человек выкапывает череп.

— Ага, ну вот и он. Я знал, что он дол

жен лежать в этом месте.

Пять пятнадцать, и довольно светло. Странно, я совсем не чувствую ни ужаса, ни отвращения при виде этого черепа.

— Ну как, возьмете череп?

— Нет, положи его на место. Он слишком громоздок, — отвечаю я.

— Да, неплохая голова, — соглашается человек, с грубой нежностью устраивая череп на прежнем месте.

Без двадцати шесть могила зарыта и сровнена с землей. В шесть во дворе крестьянского дома мы укладываем вазы в мою машину. Огонь в окне уже не горит. Операция закончена.

Я отсчитываю восемьдесят тысяч лир и передаю их двум «гробокопателям». Вижу, как они тут же делят деньги; подходит третий — они делятся и с ним. Сколько человек должны еще принять участие в дележе?..

Мы машем друг другу руками. «Фольксваген» отъезжает первым. Скоро они будут у домика из туфа, где им навстречу выйдет бледная и напуганная женщина. И проводит в дом отца четырех детей — до тех пор, пока ему снова ие придется идти «на дело», пока он снова не попадет в тюрьму. Ну, а мы едем в машине, вазы лежат в багажнике...

Я не могу отвязаться от воспоминаний о тех жалких деньгах, что они получают. Это, конечно, не легендарные искатели сокровищ. Большая «орбита» пролегает не через эти деревушки. Она проходит через антикварные магазины Неаполя, Рима, Флоренции, Милана, Базеля, Парижа, Лондона, Нью-Йорка...

Перевел с итальянского С. РЕМОВ

Т СО стр. 15

Проблемы Каира мало чем отличаются от трудностей, переживаемых другими столицами мира. Есть, правда, одна черта, свойственная только Каиру, но ее не заметишь, стоя на уровне первых этажей.

На крышах Каира расположился третий город — не европейский и не средневековый. Это повисший в воздухе город современных «крышелазов». Десятки тысяч людей живут на каирских крышах, и если бы вы смогли пролететь над городом на небольшом самолете, то увидели бы, что жизнь протекает на двух уровнях: одна на земле, другая в воздухе. Крыши средневекового города — это нечто вроде кроличьих садков для беднейшего населения; но и в европейских районах на крышах устроены целые «деревни», именно на крышу вынесены «комнаты» для прислуги жильцов дома.

Каир — это город детей, и не только потому, что их так много на улицах, но и потому, что они его самые занятые и ответственные трудовые граждане. Почти не видно ребятишек-нищих; все дети⁴ обязаны ходить в школу (хотя многие все еще не ходят). Приняты строгие законы, запрещающие эксплуатацию детей. Но они работают, их можно увидеть в убогих прачечных старого города, где они всем телом налегают на огромные утюги, прижимая ими выстиранную рубашку; десятилетний мальчишка торжественно несет поднос с чашечками кофе из уличного кафе в соседний магазин; двенадцатилетний механик лежит под автомобилем и гаечным ключом копается в его внутренностях. Но чем строже становятся законы, тем быстрее вымирают эти «детские» профессии.

Подробное описание нравов и обычаев каирцев потребовало бы еще одной толстой книги. Однако, когда пишешь о каирцах, нельзя не сказать хотя бы несколько слов о том, как выглядит Каир во время праздников.

Самый важный из праздников — Мулид-эль-Наби — день рождения пророка. Лет сто назад Мулид праздновался особенно пышно на берегах озера Эзбекийе, но поскольку озера больше нет, церемонии проходят на всех главных улицах старого города, украшенного цветными фонариками и лампочками. Примерно 50 лет назад главным аттракционом в день Мулида были «зикры» —самобичевание дервишей, которые наносили себе тяжелые увечья и глотали живых змей. Это зрелище уже давно запрещено. Английский ученый А. Батлер описывал один из таких «зикров» в 1890-х годах и рассказывал, как толстенный паша на арабском скакуне, подкованном стальными подковами, промчался по лежавшим на земле, словно, сардины в банке, дервишам. Многих он убил, других тяжело изувечил.

Если не считать запрещенного «зикра», остальные народные развлечения в дни Мулида в старом городе те же, что и раньше: фокусники, дрессированные обезьяны, кукольные спектакли для детей, чтение стихов.

Конечно, каждая мелкая черта помогает понять индивидуальность этого растущего города. Но подлинный характер Каира определяют живущие в нем люди, их мысли и чаянья. Поэтому, чтобы понять Каир, надо постараться понять его граждан.

Перевел с английского О. ОРЕСТОВ

70