Вокруг света 1970-08, страница 65

прошлом Загедан был поселком лесорубов. Лесорубам пришлось перебазироваться, так как наложили запрет на вырубку леса в районе Загедана.

Теперь при въезде в поселок лежал на земле столб с мотком проволоки. Брошенные дома покосились, прели, разбирались на дрова. Валялись заржавленные кровати, черепки кувшинов, погнутые тазы и корыта. Бутылки. Среди этого общего разора и захламления порой свивался дымок — поселок все же был обитаем.

Вокруг Загедана белели снежные вершины, затянутые снизу дымчатыми тучами. Текла толчками река Большая Лаба, полноводная. Прорывалась к Лабе еще одна речка — Загеданка. Поток пены. Своим грохотом она заглушала равномерный гул Лабы. Загеданка, низвергаясь с гор, бесновалась.

По склону гор вдоль разбитой дороги уже можно было собирать еще зеленую, но уже мягкую, в красных крапинках землянику — это лето.

Но выше заросли дикой черной смородины только цвели. И лопнули только бутоны жасмина — это еще весна.

Стоял месяц исхода весны и начала лета.

IV

В письме из дома уже спрашивали, так ли интересен был этот поход с егерями и видел ли я на лоне природы бизонов, туров, оленей.

А поход еще не начинался. Моросил дождь. Все отсырело.

Старожил Загедана Ивлев, знавший в округе все на ощупь, сказал:

— Это надолго. Дымится-то как!

Гора Загедан дымилась, обложенная тучами, поглощенная туманом. Тучи с туманом придвигаются со стороны моря — верная примета: дождь заладит на целый день. Если тучи, говорит Ивлев, с обратной стороны, областные, свои тучи, то дождь «мат-росит» до полудня — с просветами солнца: то затихает, то усиливается.

...День этот начался как обычно. Протерев глаза, я увидел окна — потные, со сползающими по стеклу каплями. Натянул одеяло: не захотелось выползать на сырость из нагретой постели.

Вдруг совсем рядом, прямо над ухом, радостно закричали:

— Ви, ви, ви, ви!

Кричала птица. В горле — клекот радости.

Я, встав, растворил дверь и присвистнул: голубое во всю длину цепи гор небо, снег на вершинах плавился — четко обозначенных, приблизившихся вершинах. Ниже линии вершин стояли отдельные оранжевые тучки.

Солнце еще пе поднялось над горами, но вся голубизна была пропитана светом солнца, и верхушки дальних деревьев ярко освещены.

Перед домом провисал провод с нанизанными каплями росы и видной издали паутиной.

Трава матовая, окутанная паром, в разрывах пара — мокрая зелень.

С наклоном, с шумом рассекая воздух, пролетала стая уток.

Вода в Большой Лабе пенно-голубая.

Загеданка грохочет.

Трубят два ишака, бродившие по поселку.

Над вершинами взошло солнце. Солнце, разгораясь, съедая тени, начало перемещаться к противоположной, еще погруженной в спячку серо-матовой цепи гор.

И еще громче, захлебываясь, заверещала птица, возвещая приход всемирного благовеста.

Никто не знал, как звали эту птицу. Даже Ивлев не знал, Иваныч утверждал, что птица кричала:

— Вы видите! Вы видите!

Эта птица, которую я представлял большой — такой у нее был громкий голос, — оказалась величиной с воробья... с коричнево-огневой грудкой, желтым клювом. Раскачивая ветку, она подрыгивала черным хвостиком, удерживая равновесие. И кричала, чтобы не быть взорванной захлестнувшей ее радостью.

V

Даже ночи стали другими — теплыми. Ночью горы приближались к поселку вплотную. Темнота густела и уплотнялась. Только сильнее был слышен гул падающей воды. И все цепенело в какой-то чуткой дремоте.

Впереди кто-то закурил. Внезапно погаснув, огонек затеплился в другой стороне. И, словно получив сигнал, целая толпа невидимых людей зачиркала спичками. Тут же огоньки задувались, хотя вокруг было безветренно.

— Да это светляки, — догадался Иваныч.

Можно было подумать, что эти летучие светляки разгорались только в полете от трения с воздухом.

Ивлев не знал, в самом деле это так или нет, но объяснил нам:

— Светляки — это к погоде.

VI

Поход.

20 июня. Вышли с Иванычем на поиски истока Загеданки: решили обследовать реку от устья до истоков.

Ивлев сказал нам, что исток этот там, в горах. Там, в горах, есть озеро непривычного для глаз голубого цвета — цвета светящейся бирюзы. Озеро глубокое. Даже гидрогеологи, что обмеряли озеро прошлым летом, не смогли нащупать дна. Озеро мертвое, никакой живностью не заселено, даже рачков и то нет.

Ивлев сказал, что озеро это лежит недалеко, дня за два можно обернуться.

Мы уже знали, что означало по местным понятиям «недалеко». Ивлев как-то водил нас на солонец — может, оленей подсмотрим.

— Ёлизко, — сказал он.

Он шел медленно, а мы за ним чуть ли не бежали, чтобы не отстать. Это «недалеко» стоило нам шести часов скоростного шага.

Так что мы взяли продуктов дня на четыре.

Устье Загеданки было обжито: стояли сарай, бревенчатая баня в копоти с желобками для стока воды в навесной чугунный чан. Дымила пекарня. За оградой пекарни Загеданка расплющивалась, разбивалась на мелководные рукава, а чуть выше перекрывалась висячим мостком.

На окраине поселка мы выстрелили, отсалютовав Петровичу, пасечнику. Мы прокричали Петровичу:

— Меду-у!

Петрович приветственно вскинул руки, сложил их в рупор и закричал в ответ:

— Качать скоро будем. День-то какой!

Да, взяток верный: пылью висели пчелы над ульями.

За пасекой дорога, круто взбираясь вверх, была наезжена вдоль берега Загеданки.

Вдруг дорога, обрубленная, сузилась до тропы. По заваленной камнями тропе, вырыв водоем-

63