Вокруг света 1970-08, страница 78

Вокруг света 1970-08, страница 78

Надо сказать, гусеницы приступают к еде во всеоружии: у них есть челюсти, глотка, пищевод, зоб, кишечник — все, что надо. Отрывается червь от еды только для того, чтобы поиз-виваться. На сей предмет в его анатомии предусмотрено 4 тысячи мышц — в восемь раз больше, чем у нас с вами. Правда, большая часть их служит для того, чтобы поддерживать его в «объемном состоянии». Если нашего героя усыпить эфиром, он опадет и станет плоским.

Продолжим описание, хотя это, возможно, огорчит тех, кому успел полюбиться наш герой: он лишен обоняния, нет у него органов вкуса, и, несмотря на шесть пар глаз, он жутко близорук. Червь глух как пень. Вы можете рвануть у него над головой петарду — не шелохнется.

Зато кожа, покрытая бесчисленными волосками, достаточно чувствительна, чтобы бояться сквозняков. Следует еще отметить одну неприятную черту характера: никакого чувства локтя. Каждый жует в своем углу, нет ни смычки, ни дружеского участия, ни даже, наконец, семейственности. Впрочем, календарь жизни большинства насекомых построен таким образом, что родители уже не видят рождения детей (вследствие этого — никаких конфликтов поколений).

Пока наши герои находятся в стадии, называемой первым возрастом. Длится она шесть дней. К концу этого срока гусеницы увеличивают свой начальный вес в 14 раз, становятся толстыми и довольными. Затем их аппетит неожиданно уменьшается; тело становится прозрачным, голова раздувается. Они почти не шевелятся. Шелководы говорят что гусеницы «уснули». А что еще остается делать, если вы раздулись до такого состояния, что старый костюм из хитина жмет невмоготу.

Первый возраст закончен. Желаете развиваться дальше — извольте сменить гардероб. Опытный шелковод подсовывает им ветку — автобус для переезда на новую решетку площадью уже в 4 квадратных метра. Так отмечается наступление второго возраста. Тем временем новая ливрея созревает у них под первой. Извиваясь в прощальном стриптизе, гусеницы на некоторое время впадают в транс и линяют. В новом периоде жизни объем питания увеличивается. Теперь наши герои принимаются за тутовый лист с краю, как и полагается уважающей себя взрослой гусенице.

Проходит еще пять дней — новая смена одежды, новое путешествие на ветке, и наша унция — 30 тысяч гусениц — вступает в третий возраст. Тут над их невинными головами начинают сгущаться тучи, лишающие сна и покоя опытного шелковода: болезни. Наши нежные герои настолько податливы хвори, что в конце прошлого века эпидемия вирусного заболевания «пебрины» едва-едва не заставила французскую шелковую промышленность начать все с азов. Хорошо, что ветеринары успели прочесть работы Пастера.

В такой тревожной атмосфере наши герои вступают после очередной линьки в четвертый возраст. Он знаменуется, как и должно, переездом на новую жилплощадь — решето площадью в 40 квадратных метров. Их аппетит возрастает так же стремительно, как после рюмки

кальвадоса. Этот период называется малым жором, что дает основание предполагать в будущем большой жор. За шесть дней гусеницы заглатывают дружной унцией 200 фунтов вкусных тутовых листьев.

Засим следует пятый возраст. Вы подумаете, наверное, что докучливый хроникер собирается уморить вас рассказом о бесконечных превращениях его любимого червя. Но потерпите еще немного. Настает большой жор. Аппетит мадам Бомбикс достигает апогея. Гусеницы пожирают не только мякоть листа, но и жилки и стебель. Шум, производимый их челюстями, напоминал Пастеру «проливной дождь в лиственном лесу». За девять дней пятого возраста они сообща съедают полтонны пищи! Согласитесь, это немало для компании, которую месяц назад можно было унести в спичечном коробке.

Теперь гусеницы могут окинуть взором с честью пройденный путь. Очевидно, масштабы содеянного удовлетворяют их, ибо отныне и до конца жизни они не проглотят больше ни единого атома пищи. Теперь понятно, почему они с такой страстью набрасывались на еду раньше.

Да и то верно, кончились забавы, настало время серьезной работы. Либо ты действительно шелковичный червь, либо нет. Заявку надо подтвердить на деле.

В преддверии больших свершений наши герои, отказавшись от пищи, становятся белыми и прозрачными. Их, прежде неисправимых домоседов, вдруг охватывает желание куда-то мчаться сломя голову. Никаких сомнений: они подыскивают подходящее местечко для своего кокона, наступает период, который специалисты называют подъемом.

Шелкопрядильня вот-вот вступит в действие, но драгоценные метры тончайшего шелка уйдут впустую, если гусеницам в этот момент не помочь.

К счастью, процесс не начинается с бухты-барахты. Наши герои оповещают о нем, выделяя каплю мутной белой жидкости. Заметив ее, опытный шелковод знает, за что ему хвататься. Он кладет на решетку маленькие пучки вереска, дрока, полыни, рапса, короткие веточки дуба. В целом сооружение можно назвать хижиной; в ней, пуская от нетерпения слюну, гусеницы начинают творить гнездышко своей мечты. Иногда, чтобы помешать им строить общие коконы, нашим героям дают заранее искусственные коконники с индивидуальными ячейками. Дело в том, что некоторые виды гусениц строят кооперативный кокон высотой до 7—8 сантиметров, который нелегко затем размотать.

Очутившись в хижине, гусеница начинает наконец прясть свою долгожданную шелковую нить. За время предыдущего обжорства две ее специальные слюнные железы успели разрастись настолько, что теперь составляют 2/s общего веса. Для сравнения вообразите, что у человека, весящего 75 килограммов, слюнные железы тянут 30 килограммов. Эти две прелестные вещицы начинают функционировать и через отверстие в конусе выпускают наружу двойную ультратонюсенькую нить. Процесс, едва сдвинувшись с мертвой точки, продолжается беспрерывно. Трое суток кряду гусеница освобождает резервуар слюнных желез.

Здесь, однако же, мнения знатоков расходятся. Одни считают, что гусеница выпускает шелк

76